Ну, здравствуй, мой первый супруг. Из всех нас именно ты был тем, кто первый бросался в битвы, в кровавом угаре порой не щадя ни врагов, ни союзников. Ты вообще очень прямолинейный и открытый, всегда говоришь то, что думаешь, а если думаешь что-то такое, о чем не следует упоминать – будешь молчать, но не лгать. Ты, скорее всего, давно уже пережил горечь от того, что я ушла от тебя; но вот то, что ушла я к твоему брату, Шанго– этот факт наверняка до сих пор сидит в глубине твоего сердца тупой занозой, нет-нет да напоминая о себе. Вам с Шанго вообще давно стоит разобраться между собой, решить все те проблемы, что тянутся из глубины веков, ну, а я – я буду рада помочь с этим. В конце концов, мир меняется, и мы меняемся вместе с ним. Может, стоит уже поднять голову и, раз уж так вышло, что в Новом Свете в нас верит гораздо больше смертных, чем на родине – то и постараться увеличить количество паствы? В конце концов кому, как не тебе, даровавшему смертным инструменты, сделать ещё один полезный дар?
Что ж, я хочу видеть ещё одного оришу, с которым у Ойи была предыстория. У меня есть небольшая стопочка хэдов на их взаимоотношения в прошлом, которыми я готова поделиться, и если что-то не устраивает – то переиграть. Внимание: заявка НЕ в пару, это абсолютно точно, но я с радостью готова пощупать период, когда они были супругами. Внешность менябельна, единственное условие – темнокожесть. Мои вкусы специфические, хаха, ну и вообще, раз мы из Африки – должны соответствовать.) Пишу в третьем лице, без птицы-тройки, пост в неделю гарантирую. Люблю общение авторами, взаимный обмен хэдами/музыкой/коллажами по теме, но если вам такое не по душе – не проблема, буду в ЛС сообщать о написанном посте и только. пример поста Расхаживая возле очага, Ойя не могла успокоиться: Огуна все не было, хотя все ориша давно покинули праздник смертных, возвращаясь в свой мир, так схожий с земным и одновременно с тем совершенно иной. Ойя не страшилась возможного наказания – хотя, видят духи, она не считала себя виновной в том, что поддалась зову и выступила так, как требовала от нее ее же суть; но поведение мужа вызывало у нее непонимание и растерянность. Он вел себя словно последний смертный, а не ориша, в чьих руках силы, о которых смертные не могут и мечтать. Но Огун всегда был прямым, всегда – пылким, он с одинаковой яростью мог разить как врагов, так и союзников, не делая различия между ними. Она всегда знала эту его сторону и принимала ее, не пытаясь изменить что-то, потому что для изменений всегда нужно желание, которого у Огуна не было. А менять его против воли было для Ойи непозволительно. Так что она не знала, как быть, что делать - и надеялась на то, что Шанго сможет подобрать правильные слова, чтобы усмирить напрасный гнев своего брата. Зов пришел, как всегда, внезапно - ориша ощутила, что нужна сейчас в другом месте, а потому, не став тянуть, потянулась следом за этой тонкой нитью зова всем своим естеством, пронзая пространство, точно игла, чтобы оказаться в знакомом месте - у кузни Огуна. Скрывая собственное удивление, Ойя скользнула ближе. Ветер, повинуясь движениям ее пальцев, коснулся огня, дразня тот и заставляя гореть сильнее, ярче, нагревая металл добела. - Думал, ты не придешь, - бросил Огун, впрочем, не выказывая удивления. От него пахло каленым железом и молниями, что вызвало невольную улыбку на лице Ойи. Ориша глянула на него и повела плечом: - Я не сделала ничего, чтобы скрываться от тебя, муж мой, - негромко напомнила она; вместо ответа Огун хмыкнул, берясь за молот - то ли не совсем согласный с этим, то ли решающий для себя закрыть этот вопрос и не возвращаться к нему. Но вместо ответа он бросил, касаясь другой темы: - Следи за тем, чтобы огонь был белым. - и, бросив на наковальню слепяще-белую полосу разогретого металла, нанес по ней первый удар молотом. Ойя улыбнулась, устраиваясь чуть в стороне, чтобы жар не дотягивался до нее своими длинными руками - но так, чтобы видеть цвет пламени, которое подвластные ей ветра поддерживали в нужном виде. Глухой удар за ударом, шипение опускаемого в воду раскаленного железа, звон постепенно принимающего все более узнаваемые очертания клинка, брошенного на наковальню после очередного нагрева - все эти звуки были ей знакомы и погружали в состояние отрешенности, когда одна часть ее находилась здесь, в кузне мужа, верной помощницей; а другая устремлялась куда-то вдаль, туда, где ветра сгоняли тяжелые грозовые тучи, несущие в своих тучных телесах бесценную воду, туда, где пахло молниями в воздухе, туда, где зарождались бури. Огун не знал об этом всем, а Ойя не делилась, в глубине души ощущая, что это не то, что ему понравится или что он одобрит. Все же порой ее супруг был слишком… Похож на пламя, которым он управлял, и сжигал все на своем пути точно так же, как лесной пожар. Из этого медитативного состояния оришу вырвал звон разбитого горшка и раздавшееся следом злое шипение. В воздухе пахло кровью, и она вскинула испуганный взгляд на Огуна. Тот, перехватив его, скупо улыбнулся, убирая нож обратно на пояс; на левой ладони практически на глазах затягивался длинный порез. У Ойи была тысяча и один вопрос, главным из которых было простое «зачем?» - но вряд ли Огун стал посвящать ее в секреты своего мастерства, потому что у всех из них есть вещи, которыми не делятся с остальными. Потому она, признавая за ним право на секреты, легко встала, светло улыбаясь и касаясь его плеча за миг до того, как они вернулись к своему очагу. - Что ты думаешь о Шанго? - спросил Огун позже, когда они опустились на ложе, застеленное львиными шкурами. - Он твой брат и неплохой воин, - сонно ответила Ойя, прижимаясь к мужу, оттого не заметив скользнувшее в его глазах мрачное недовольство. Но он ничего не сказал, крепче обнимая гибкий стан, точно боясь, что она могла развеяться, словно дым.
|