Сой Фон всегда привыкла смотреть на госпожу Шихоин снизу верх. Так смотря на божество, которое по недоразумению оказалось в их пыльном мире. С первого дня, когда Сой встретила ослепительную госпожу в светлом многослойном кимоно, расшитого чудесными птицами, в ее душе поселилось нечто странное. Это образование доставляло изрядную долю беспокойства. В тоже время оно приносило нечто хорошее. Такое ощущение, что госпожа Шихоин согревала одним только взглядом.

Каждый час своего бодрствования Сой посвящала тренировкам. Они возымели успех: все ее братья умерли при столкновении с Пустыми. Сой не было их жалко: слабаки есть слабаками. Туда им и дорога. Благодаря тренировкам Сой смогла стать личным телохранителем госпожи. В тот день она едва удерживалась от волнения.

Со временем хаос от чувств не покинул девушку. Она мастерки удерживала его в себе, сохраняя спокойствие. В черном облегающем костюме Сой тенью скользила за госпожой Шихоин. Глава отряда так ценила свою помощницу, что помогала ей осваивать мгновенную поступь. Каждый раз когда изящные руки обхватывали сердце Шаолинь заходилось в бешеном танце.

Предложение прогуляться до отдаленного района Руконгая Сой встретила настороженно. Недовольный клекот едва не вырвался из ее горла, когда госпожа отпустила остальных телохранителей. Это было верхом безрассудства. С хмурым видом Сой шла за своей госпожой, бросая настороженные взгляды на мужчину рядом с ней. Возможно они и виделись раньше, но Сой была сосредоточена на тренировках и служении госпоже Йоруичи. Она очень редко замечала тех, кто был вокруг нее.

Сой спустя года едва доставала до плечей госпожи Шихоин. Спутник тоже отличался высоким ростом. Сой не смущало это. Она как никто другой знала, что в искусстве Омницукидо важна сноровка и умение буквально сливаться с окружающей обстановкой. Маленький рост тут был только на руку.
Шумный Рунконгай пах пылью и немного затхло. Для главы одного из великих кланов этот район не лучшее место. Но Йоруичи не собиралась слушать робкий голос Сой Фон и поэтому девушке приходилось держаться в стороне и быть готово ко всему. В том числе к атаке на других существ.

Сама идея пить посреди дня в сомнительном заведении казалась Сой абсурдной. Как личному телохранителю ей было известно, что шинигами порой… нарушают правила. Но саму Сой Фон это не беспокоила: она правила не собиралась нарушать. До момента получения приглашения отпраздновать ее назначение в состав личной охраны. Это вызывало у нее растерянность и смущенность.

В небольшом помещении еще было не так людно. Сказывалась середина недели и ясное солнце почти в зените. Сой хотела было привычно сесть на удалении от госпожи Шихоин, как та переиграла все карты.

Сой нерешительно прошла вперед и опустилась на мягкий дзабутон, стараясь скрыть свое удивление. С малых лет ее учили быть на удалении от госпожи, служить ей и повиноваться. А Йоруичи ведет себя так словно Фон не ее слуга…а…. друг?
Сой сидела на пятках с идеально ровной спиной и поднятой головой.

— Вроде… слышала — было неловко признаваться, что Сой не обращала особого внимания на Киске до сегодняшнего дня. Он был не очень активным, по крайне мере Фон едва с ним сталкивалась. — Ваше превосходительство командир корпуса Шихоин добра ко мне! — без запинки отбарабанила Сой, покраснев, взяла пиалу с сакэ. Небольшая эмалированная емкость едва вмещала в себя пару столовых ложек жидкости, но даже этого хватило для опьянения.

— Госпожа Шихоин, спасибо, но мой долг защищать вас. А не упиваться, — братья могли гордиться своей сестрой. Сой поклонилась, удерживая пиалу в руках. — Каждая моя мысль и движение посвящены служению вам.

Сой не могла никак привыкнуть к игривости и легкости Йоруичи. Сама она выросла в суровых условиях, где нет места сантиментам и слабости. Только многочасовые тренировки, медитации и идейное служение дому Шихоин. Все ради этого.

Почтение к Шихоин Сой впитала с молоком матери. Ей было странно, что сама Йоруичи относится весьма равнодушно к своим титулам. Прохладная пиала охлаждала маленькие девичьи руки. А ехидный взгляд Йоруичи прожигал насквозь. От растерянности Сой не знала куда себя деть. Вот же на плацу все просто: бьешь или бьют тебя, убиваешь Пустого или Пустой убивает тебя. Поди еще разберись в социальных играх.

Каждая клетка в каждой мышце гудела, дрожала от возбуждения и боли. Впрочем, настоящая ломота от микро- и макроразрывов, накопления молочной кислоты и банального перенапряжения накатит гораздо позже - завтра или даже днём следом. Да и переломы дадут о себе знать. Но сейчас Кенпачи улыбался одной из самых своих искренних улыбок - в этот раз ему попались весьма достойные противники. И пускай они не были честны в бою, использовали спрятанное заранее оружие, однако сражались относительно долго, не сдались, не сбежали, не молили о пощаде, словно какие-нибудь слизняки. Победа над такими выглядела, будто благословение. Хотя Зараки никогда не стремился к тотальному возобладанию над противником. Во всяком случае, оно не являлось первостепенной целью в прямом смысле. Ему нравился именно процесс развития битвы, возможность постепенного роста сил.
Если бы он родился в благополучной семье, получил образование, то знал бы, что виной всему нейромедиаторы - эндорфин, окситоцин, серотонин и дофамин. И адреналин - куда же без него? Парень очень крепко «подсел» на них. Так давно, что почти не помнил, как жил «до». Казалось, будто дрался он всегда. Сначала - чтобы выжить, а после судьбоносной встречи - дабы утолить жажду, испытать ту самую эмоцию снова. Говорят, дважды войти в одну реку невозможно, однако Кенпачи класть хотел на такие премудрости. После хорошего сражения он чувствовал себя живым и счастливым, а мир вокруг становился необычайно ярким, наполненным смыслом.
Вот и сейчас он настолько погрузился в экстаз, что проморгал бригаду скорой помощи - приметил их лишь в тот момент, когда они замаячили белыми халатами уже почти перед самым носом. Хотя, конечно, в этот раз ещё и кровавая пелена из-за рассечённой брови сыграла свою роль.
Разумеется, здоровяк даже в текущем травмированном состоянии мог раскидать санитаров двумя взмахами руки. Одних отшвырнуть направо, других - налево. Но, чёрт их раздери! Они слабаки! Никакого кайфа от такой битвы. Поэтому Кен-кун покорно позволил утащить себя в машину и отвезти в больничную палату.
Почти сразу к «пациенту» завалились полицаи, несмотря на возмущённые взгляды медиков, позадавали банальные вопросы, отвечать на которые было ужасающе скучно. Те головорезы ни за что не опустятся до подачи заявлений, до обвинений и тому подобного. Они все вместе, максимум, отделаются парой-тройкой часов общественных работ в качестве компенсации за беспорядки и шум. Зараки такие штуки воспринимал в качестве тренировок. И за «тренажёры» платить не нужно. Но это будет потом, а в данный момент парня уже вовсю клонило в сон - организм требовал отдыха и явно намеревался взять своё. Упрямец. Под стать своему владельцу. Кенпачи демонстративно зевнул, тем самым указывая на окончание разговора, поёрзал на подушке, устраиваясь поудобнее, расслабленно закрыл глаза и вскоре погрузился в дремоту.

Сой Фон всегда привыкла смотреть на госпожу Шихоин снизу верх. Так смотря на божество, которое по недоразумению оказалось в их пыльном мире. С первого дня, когда Сой встретила ослепительную госпожу в светлом многослойном кимоно, расшитого чудесными птицами, в ее душе поселилось нечто странное. Это образование доставляло изрядную долю беспокойства. В тоже время оно приносило нечто хорошее. Такое ощущение, что госпожа Шихоин согревала одним только взглядом.
Каждый час своего бодрствования Сой посвящала тренировкам. Они возымели успех: все ее братья умерли при столкновении с Пустыми. Сой не было их жалко: слабаки есть слабаками. Туда им и дорога. Благодаря тренировкам Сой смогла стать личным телохранителем госпожи. В тот день она едва удерживалась от волнения.
Со временем хаос от чувств не покинул девушку. Она мастерки удерживала его в себе, сохраняя спокойствие. В черном облегающем костюме Сой тенью скользила за госпожой Шихоин. Глава отряда так ценила свою помощницу, что помогала ей осваивать мгновенную поступь. Каждый раз когда изящные руки обхватывали сердце Шаолинь заходилось в бешеном танце.
Предложение прогуляться до отдаленного района Руконгая Сой встретила настороженно. Недовольный клекот едва не вырвался из ее горла, когда госпожа отпустила остальных телохранителей. Это было верхом безрассудства. С хмурым видом Сой шла за своей госпожой, бросая настороженные взгляды на мужчину рядом с ней. Возможно они и виделись раньше, но Сой была сосредоточена на тренировках и служении госпоже Йоруичи. Она очень редко замечала тех, кто был вокруг нее.
Сой спустя года едва доставала до плечей госпожи Шихоин. Спутник тоже отличался высоким ростом. Сой не смущало это. Она как никто другой знала, что в искусстве Омницукидо важна сноровка и умение буквально сливаться с окружающей обстановкой. Маленький рост тут был только на руку.
Шумный Рунконгай пах пылью и немного затхло. Для главы одного из великих кланов этот район не лучшее место. Но Йоруичи не собиралась слушать робкий голос Сой Фон и поэтому девушке приходилось держаться в стороне и быть готово ко всему. В том числе к атаке на других существ.
Сама идея пить посреди дня в сомнительном заведении казалась Сой абсурдной. Как личному телохранителю ей было известно, что шинигами порой… нарушают правила. Но саму Сой Фон это не беспокоила: она правила не собиралась нарушать. До момента получения приглашения отпраздновать ее назначение в состав личной охраны. Это вызывало у нее растерянность и смущенность.
В небольшом помещении еще было не так людно. Сказывалась середина недели и ясное солнце почти в зените. Сой хотела было привычно сесть на удалении от госпожи Шихоин, как та переиграла все карты.
Сой нерешительно прошла вперед и опустилась на мягкий дзабутон, стараясь скрыть свое удивление. С малых лет ее учили быть на удалении от госпожи, служить ей и повиноваться. А Йоруичи ведет себя так словно Фон не ее слуга…а…. друг?
Сой сидела на пятках с идеально ровной спиной и поднятой головой.
— Вроде… слышала — было неловко признаваться, что Сой не обращала особого внимания на Киске до сегодняшнего дня. Он был не очень активным, по крайне мере Фон едва с ним сталкивалась. — Ваше превосходительство командир корпуса Шихоин добра ко мне! — без запинки отбарабанила Сой, покраснев, взяла пиалу с сакэ. Небольшая эмалированная емкость едва вмещала в себя пару столовых ложек жидкости, но даже этого хватило для опьянения.
— Госпожа Шихоин, спасибо, но мой долг защищать вас. А не упиваться, — братья могли гордиться своей сестрой. Сой поклонилась, удерживая пиалу в руках. — Каждая моя мысль и движение посвящены служению вам.
Сой не могла никак привыкнуть к игривости и легкости Йоруичи. Сама она выросла в суровых условиях, где нет места сантиментам и слабости. Только многочасовые тренировки, медитации и идейное служение дому Шихоин. Все ради этого.
Почтение к Шихоин Сой впитала с молоком матери. Ей было странно, что сама Йоруичи относится весьма равнодушно к своим титулам. Прохладная пиала охлаждала маленькие девичьи руки. А ехидный взгляд Йоруичи прожигал насквозь. От расстеряности Сой не знала куда себя деть. Вот же на плацу все просто: бьешь или бьют тебя, убиваешь Пустого или Пустой убивает тебя. Поди еще разберись в социальных играх.

- Ну давай же, я же вижу, что ты очень хочешь поговорить об этом! - сидя напротив Артура по другую сторону от костра и вороша палкой поленья, чтобы те быстрее прогорали и не сжигали их будущий ужин.

Если бы Артуру и Мерлину не нужно было хотя бы изредка останавливаться, чтобы дать отдых лошадям, а заодно и напоить бедных животных (еще и отдохнуть самим, между прочим! А то скакать по нескольку часов в седле и едва ли не все время галопом, пока дорога позволяла - не самое приятное развлечение!), то чародей был более, чем уверен, что будущий король скакал бы до самого Камелота без устали, даже не вспомнив ни о чем другом!

Впрочем, ладно, с какой-то стороны Мерлин мог его понять... Но не с той, в которой его задница и поясница теперь болели из-за неудобного и жесткого седла (попытки Артура обогнать уходящее за горизонт солнце в итоге ожидаемо закончились провалом). И все это время юный маг пытался разговорить хмурого, как тролль, принца, но Пендрагон был категорично упорен в своем хмуром молчании. Нельзя его в таком настроении к замку подпускать! Накличет беду на Камелот, как есть! Да все молоко в окрестностях тут же скиснет от одного только вида принца!

- Ладно, тогда я начну, а ты меня поправь, если я в чем-то ошибаюсь, - поскольку и сейчас Пендрагон был не в шибко разговорчивом настроении, а Мерлину ну ОЧЕНЬ хотелось поговорить обо всем случившемся (жалко, конечно, что Гаюс был сейчас в Камелоте, уж он-то явно знал больше обо всей этой ситуации! Ну и поумнее принца был однозначно), так что у Артура просто не было иного выбора, как слушать разглагольствования своего слуги.

- Итак, - задумчиво рассматривая тушку молодого кабанчика на импровизированном вертеле, коим служила обычная средней толщины ветка. Охотничьи навыки Артура пригодились очень кстати! Хотя Мерлин до сих пор не разделял восторгов рыцарей - и Пендрагона в том числе - на счет охоты, ну да ладно. Пока Артур мог хотя бы немного выпустить пар (пусть и на безобидном животном) и у них на ужин значилась еда - пусть развлекается.

- Ты уверен, что это была твоя мать? - не придумав, как правильно подобрать слова, да и просто чтобы не ходить вокруг да около, Мерлин рубанул с плеча волнующую его тему. - И прежде, чем ты решишь меня убить, - тут же подняв руки в примирительном жесте, - поясню: ты когда-нибудь видел, как выглядела твоя мать в молодости? Я вот, например, не видел в замке ни одного ее портрета, но может Утер или кто из слуг украдкой, пока ты был ребенком, показывал или рассказывал тебе об этом? Ведь, получается, что на месте твоей предполагаемой матери могла появиться любая женщина, которая выдавала бы себя за нее? Всего лишь нужны светлые волосы, пару ласковых слов в твой адрес и назвать тебя сыном, - продолжая как ни в чем не бывало ворошить костер и излагать свои мысли. - Кстати, ты не находишь, что этот призрак был очень даже материальным, что в корне противоречит их природе, как таковой? А ведь я видел, как вы очень успешно обнялись. Как два вполне живых человека, - перевернув мясо на ветке другим боком. А еще эти странные слова Моргаузы про то, что дверь можно открыть только один раз. Почему она ждала так долго тогда? И почему именно сейчас? И каким образом вообще можно призвать кого-то с того света, пусть и ненадолго, сделав его материальным? Да, Моргауза однозначно владела магией, но не до такой же степени! Либо это и правда было что-то из разряда невозможного (Мерлин, конечно, никогда о таком не слышал, но он много о чем не слышал еще, в общем-то), либо попахивает хорошо спланированным спектаклем.

А ведь как удачно получается, если смотреть на эту ситуацию в таком ключе! Сначала Моргауза появляется в Камелоте, бросает вызов Артуру, побеждает его, бросает несколько слов о знакомстве с его матерью и вот принц уже сам готов отправиться куда угодно, хоть на край света! Даже заставлять не надо. Умно, хитро и очень коварно. При этом в Камелоте она появилась двадцать лет спустя, хотя ничего не мешало ей сделать этого раньше. А если она и правда была знакома с его матерью, когда была ребенком, то научить кого-то говорить нужные слова совершенно точно не проблема.

- Знаешь, я не вижу ничего плохого в том, что ты родился с помощью магии, если это действительно так, - потому что ни подтвердить, ни опровергнуть этого факта Мерлин не мог, - хотя часть про "жизнь за жизнь" мне не очень понравилась, - а с тем учетом, что Мерлину уже доводилось сталкиваться с Нимуэй, чародей был уверен в том, что жрица специально решила убить жену Утера. Почему - это уже другой вопрос. Из ревности? Из желания отомстить за что-то? Проучить? Неужели она не понимала, к каким последствиям это приведет? - Я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, что твой отец стал бояться и ненавидеть магию и все с ней связанное после твоего рождения. Он потерял жену, которую любил, возможно, он боялся, что также потеряет и тебя? - подняв взгляд поверх костра и задумчиво смотря на Артура. В этом хотя бы был смысл, почему Утер был так одержим своим желанием искоренить все магическое и волшебное. Господи, Мерлин защищает Утера! Гаюс был бы в шоке.

- Как думаешь, оно уже готово? - тыкая кончиком ножа мясо и глядя на капающий с туши на пламя жир. - Внешне так вполне неплохо выглядит, хотя внутри может еще кровить. Не желаете ли мяса с кровью, сир? Правда в походных условиях без вина, гарнира и овощей, - весело улыбаясь от уха до уха. А еще без тарелок и столовых приборов, благо хоть неподалеку протекала река, впрочем, и о траву руки можно вытереть, если уж совсем прижмет.

Артур сидел, прижавшись спиной к дереву и не выпуская меч из рук, подушечками пальцев оглаживая холодную надежную сталь. Еще сегодня утром все было в порядке, беспокойство насчет назначенной встречи с Моргаузой было столь небольшим по сравнению с тем, что его ожидает в Камелоте теперь. Все, во что он верил, в один миг оказалось разрушенным и оскверненным. Родной отец, доблестный король, был теперь в его глазах лицемерным трусом, убившим собственную жену, а день его рождения отныне не будет праздником. И несмотря на это, он был рад, что узнал наконец правду, что нашелся хотя бы один человек, решившийся открыть ему глаза.

- Я не хочу об этом разговаривать, Мерлин! - огрызается злобно, сжимая в руках меч. Надоедливый слуга, который сует нос не в свои дела. Что Мерлин вообще может знать о подобном? Разве может понять всю важность произошедшего тот, кто не обременен тяжелым грузом ответственности? И с чего он решил, что Артуру необходимо его мнение на этот счет, у него хватает своих мыслей, беснующихся с того самого мига, как они отправились назад, сейчас явно неподходящее время для разговоров. Ему нужно подумать обо всем произошедшем, взглянуть на мир по-новому. Теперь все события складываются как никогда логично.

И то, что от него не могут отстать раздражает. Раздражают и вынужденные остановки, и нытье Мерлина по пути. Как тот не может понять, что Артуру просто необходимо попасть в Камелот как можно быстрее, посмотреть в глаза отцу? Который все это время его обманывал. Отец... Где-то внутри таится надежда, что все вскрывшееся сегодня только ложь, ему хочется услышать, что скажет Утер на этот счет, сможет ли оправдаться, но надежда эта столь слаба и неправдоподобна, что Артур от нее отмахивается, как от назойливого насекомого.

А от следующей фразы Мерлина, он поджимает губы, стискивая рукоять меча крепче, но заставляет себя остаться на месте, дослушать, что тот скажет. Если ему суждено когда-нибудь занять место Утера, то он хотел бы, чтобы его поданные не боялись высказываться вслух. Стать таким, как отец, сейчас ему казалось еще более отвратительным, чем в минуты их споров раннее, когда у них расходились взгляды. В словах Мерлина есть зерно истины, но как Артуру объяснить ему, что он почувствовал, обняв свою мать? Он уверен, что она была именно той, за кого себя выдавала. Более того, ведь отец не зря боялся его отпускать, заслышав о том, что Моргауза знает его мать, он что-то скрывал, ничего не рассказывал о ней, видимо это было чувство вины. И ведь теперь есть причина, почему он настроен против магии, почему винит во всем других, хотя сам нисколько не побоялся к ней прибегнуть. Единичный ли это был случай? И не его ли первым стоит за это казнить по его же принятым законам?

Так что "завершение" аргументов слуги только убеждают его в том, что Утер виновен. Он молчит, игнорируя казалось Мерлина, не реагирует и на предложение поесть. Это сейчас волнует его меньше всего. Наконец, поджав губы, он вскидывает руку, будто отмахивается от чего-то, и решается озвучить свои мысли вслух.

- Понимаешь, дело не в том, что... - откинувшись назад, прижимается к холодной шершавой коре, пытаясь связать все волнующие его мысли вместе, - если это все правда, дело не во мне и не в магии, дело в нем. Он лгал мне столько лет, он стольких казнил, притеснил, объявил магию незаконной, но сам, - наконец переводит взгляд на Мерлина, хмурясь, - если он сам к ней прибегал, то каково его решение, как правителя? Это.. Я думаю, что совсем его не знаю, Мерлин, и все, во что я верил, чему учился, все это противоречит этому поступку. Король не имеет права так поступать со своим народом, и.. со своей женой. Если я родился с помощью магии, если я виноват, что моя мать... - сбивается, замолчав. Наверное, это ощущение останется с ним до конца, с этими последствиями поступков своего отца придется жить, но сейчас это не столь важно, и он, встряхнув головой, продолжает, - понимаешь, он должен за это ответить. Он должен ответить хотя бы за нее. Вся его ненависть направленная на магию, все эти казни... это все только правление лицемерия и трусости. Только вообрази себе, сколько невинных людей пострадало из-за его собственного поступка! Он хочет винить в ее смерти кого-то другого, а не себя. Король, которого я знал, никогда бы так не поступил, но кажется, я бы слишком слеп в своей любви к отцу. Я считал, что у его ненависти есть причины, весомые причины, но оказалось, что причина кроется в нем самом.

Он поднимается, прохаживаясь взад и вперед, стараясь унять вновь вспыхнувшее негодование и злость.

- И не нужно делать из меня идиота, Мерлин, - подняв и опустив меч, он поджимает губы, - я знаю, что ты хотел бы меня успокоить, но довольно. Я устал, что все от меня что-то скрывают и утаивают, считают, что я не могу справиться с правдой. Я верю Моргаузе потому, что она не причинила никому вреда, она могла убить меня, лишив Камелот единственного принца, она могла бы попытаться убить Утера или развалить наше королевство, но она этого не сделала. Все ее поступки не несли в себе злого умысла. И она была бы в своем праве, убив меня сегодня, или на поединке. К тому же, - он останавливается, вновь устремляя на Мерлина прямой взгляд, - когда я сказал отцу, что Моргауза знала мою мать, ты бы видел его лицо! Он желал меня не пускать не потому, что боялся за мою жизнь, зачем ей заманивать меня в ловушку, если она могла меня убить еще тогда? Он боялся, что я узнаю правду. И ты сам сказал, что его ненависть к магии возникла сразу после моего рождения.

Несколько мгновений ушло у Хуа Чэна на осознание того, что в деревню Водяных каштанов он действительно явился в своем истинном облике, который видеть простым смертным не рекомендовалось бы из вполне себе благих побуждений. Не хотелось бы навлекать на них неприятности в случае непредвиденных обстоятельств.
Не ради исключительности добра, а лишь потому, что здесь всегда привечали Его Высочество и ни разу не сказали о нем ни одного плохого слова, даже когда тот приютил у себя подозрительного юношу.
А потому, все то время, пока Принц рассуждал, отвечая на вполне себе простой и прямой вопрос, Хуа Чэн не удержался, развлекая себя подбором не столько самого образа, сколько наряда, в котором можно предстать перед жителями деревни, если те попадутся на пути.

И правда… почему бы не сделать вот так… ему ведь нравилось… всегда.

Непревзойденный всегда был весьма дотошен, особенно, когда дело касалось его внешнего вида, а потому при создании нового образа, он сполна внимания уделил деталям.
Прошел ровно год с того времени, как они в последний раз были этой деревушке, а значит и Сань Лан слегка изменился. Вокруг глаз появилась парочка совсем еще неглубоких морщинок, словно солнечные лучики расходящихся от уголков глаз, как будто все время отсутствия он много смеялся. Во взгляде чуть больше серьезности, прикрываемой прежним озорством. Он стал совсем нежного выше, едва заметно, но все же ощутимо. Волосы стали длиннее, а вот хвост все также заплетен неровно, как было с того времени, когда Се Лянь первый раз решил устроить демону проверку на его потустороннесть, да так и оставил беспорядок на косматой голове.
Не изменил Хуа Чэн только своему любимому цвету, оставаясь в ярко-красных одеяниях, да простых черных сапогах.

Посмотрит ли он на меня также, как тогда?

К тому времени, как Хуа Чэн закончил прихорашиваться, ни на миг не отвлекаясь от того, что говорил Его Высочество, тот уже закончил и даже спрятался как можно дальше, избегая взгляда непревзойденного. И смущение принца развеселило, отчего удержаться от небольшой шутки было практически невозможно, особенно с учетом того, что за проступок Хуа Чэн себя полностью простил.
- Гэгэ, но как мог я сказать, что все тобой перечисленное принадлежит лишь одному божеству? Ведь же не монах и даже не иду по пути Дао… да и посягательства мои на божество совершенно иного толка, тебе ли не знать. К тому же, врать ведь нехорошо и я не мог оскорбить своего Бога враньем и лукавством, а потому сказал чистую правду.
Хуа Чэн уже готов был нырнуть под доули, дабы разглядеть лицо своего возлюбленного принца, как заметил невдалеке человека, что направлялся в их сторону, и от первоначального плана пришлось отказаться. Но в изобретательной голове родился новый…

«Одну тысячу раз прочти наизусть „Дао дэ цзин“, вот и всё.»

- Гэгэ, ты действительно приревновал меня? Позавидовал девушке, на которую пал мой выбор? Ох, гэгэ, ты себе не представляешь, как очаровательно и соблазнительно звучат эти слова из твоих уст… как жаль, что мы здесь не одни. И подними личико, у нас гости… - низкий, бархатный голос демона раздавался так, словно он шептал принцу на ушко, тогда как тот просто использовал их личный канал в сети духовного общения, пароль от которого не забывал никогда, а принц, как выяснилось, так и не сменил.
Никто и никогда не смог бы понять, что сейчас шепчет на ушко Се Ляню этот демон, по тому, как Хуа Чэн в образе чуть повзрослевшего Сань Лана стоял рядом с принцем и совершенно невинно улыбался. Он даже приподнял руку, в приветственном жесте и помахал тому человеку, что приближался к ним, идя уверенной походкой.
- Ну же, гэгэ… нужно поздороваться…

"Мне никто не поможет." - Её утешали, старались подбодрить и всячески уверяли в том, что леди Моргана находится в безопасности. До неё не доберется никакой злоумышленник, который устроил поджог в её покоях: все прочесывается усиленными патрулями стражи, а значит враг не сможет уйти. Во всяком случае в этом её заверил Утер. Вот только как может уйти тот кого в природе не существует?

"Это же была я. Это все я. Но как? Почему со мной это случилось?" - Единственным, кто услышал истину из уст подопечной короля, был придворный лекарь. Моргана надеялась на его понимание. Верила, что мудрый старик знает ответ и разъяснит что происходит. Но ограничилось лишь более сильным снотворным, успокоительным и новыми кошмарами в будущем. Никто ничего не делал! И не сделает. И она не может даже попросить о помощи кого-нибудь, ведь как эти мысли вообще можно сформулировать? Свеча почему-то резко начала гореть сильнее и в помещении была я одна? Даже подумать было страшно о том, чтобы с такими объяснениями пойти к Утеру или даже к Артуру.

  Девушке оставалось лишь забиться в уголок и, утирая слезы, стараться самой понять что ей делать дальше. Бутылочка с успокоительным, даренная Гаюсом, ничуть не внушала оптимизма. Это был не сон, кошмары вновь и вновь будут атаковать её сознание и спасения не видела. Ей сочувствовали, её жалели и без сомнения любой обитатель замка хотел бы утешить добрую леди. Но ничто не помогало и не поможет. Надежде суждено родиться лишь для того чтобы умереть.

Возвращаться в собственные покои было боязно. Моргана опасалась даже взглянуть в сторону, где была та самая злополучная свеча. Вдруг все повторится вновь? Страшно даже подумать о том, чтобы она осталась одна по ночам. Но что сделать? Попросить Гвен переночевать с ней? Без сомнения приказ она выполнит, но вдруг служанка увидит, что никакого разбойного колдуна не существует? Моргана боялась увидеть страх в её глазах. И отвращение.

- Мерлин? - За следующим поворотом леди едва ли не столкнулась со слугой Артура. Конечно же и без того нервная девушка от неожиданности уронила тот самый флакон со снотворным на пол. Он разбился, Моргана осталась без снотворного, но собственно на это ей было все равно. Все равно никакое лекарство не сможет подавить отчаяние, которое отчетливо читалось на прелестном личике. Словно она видела что-то недоступное обычному глазу постороннего и это её страшно пугало.

Поначалу Моргана обошла Мерлина. Она не хотела останавливаться, не желала разговаривать и вообще думала как бы побыстрее остаться одной. Разбитый флакончик уже был давно забыт и разлившееся лекарство само собой оставалось вытирать слуге. Она, обойдя парня, внезапно для него и для самой себя ухватила того за рукав.

- Мерлин. Я... - Подобно осиновому листу она вздрагивала от каждого шороха. Что нужно было сказать Мерлину? Чем ей поможет мальчишка на побегушках? Уже сейчас это Моргана понимала, но интуитивно все равно ухватилась обеими руками за его руку, словно он был её последней надеждой! Вернее как был... мальчишка ею и не становился, но доведенная до паники девушка старалась увидеть потенциальную помощь уже во всех.

- Это я. - Говорила она сбивчиво и едва слышным тоном, чтобы её мог услышать лишь слуга. Само собой эти рассказы о том, что свеча как-то сама подожгла комнату все сочли за страшный сон. Все включая Гаюса. Все посчитали это за сон и не поверили истине. - Мне все говорят, что мне все это приснилось. Обещают найти злоумышленника, покушавшегося на леди Моргану, но его нет. Мерлин, нет никакого злоумышленника. Это не сон. Я собственными глазами видела как свеча... словно потянулась к ткани. - Она ему рассказала то, что уже говорила Гаюсу. На что вообще надеялась? Хватка девушки ослабла, когда она пожаловалась Мерлину: рука слуги освободилась от цепких пальцев Морганы, которая впивалась в его кожу так словно от этого зависела её жизнь.

- Прости. - Мерлин был хорошим парнем. Смелым и отважным. И, несмотря на мнение Артура, Моргана считала того умным человеком. Умнее чем тот мог бы показаться на первый или даже второй взгляд. Попыталась слабо улыбнуться - улыбка получилась измученной - и нетвердо сделала пару шагов вперед. Пора вернуться в покои. В покои... те самые.

- Я знаю, что ты скажешь как и все. Все приснилось, я перенервничала и мне нужно просто пить лекарства Гаюса. Да, вы скорее всего правы. Прости. - На этом должен был закончиться их разговор, но с какой тяжестью ей давались шаги. Словно Моргана знала, что по возвращению в свои покои неведомая сила её там уничтожит. Эта уставшая девушка словно шла к собственной погибели.

"Как мне страшно возвращаться."

Иногда нам снятся прекрасные сны, так похожие на добрые детские сказки. В таких снах и солнце светит ярче, и птицы поют райскими голосами, и каждое мгновение с нами случается волшебство. Например, Цинсюань мило щебечет, смотрит на своего неразговорчивого друга сияющими восторженными глазами, а тот с лёгким удивлением прислушивается к чувству покоя и уюта, поселившемуся под сердцем.

Как раз там, где заканчивается ровный и чёткий шрам.

А потом мы просыпаемся. Где-то на краю сознания всё ещё ощущается ласковое тепло сказочного солнца, память хранит звуки фантастических птичьих трелей, но ты понимаешь, что это был всего-навсего сон. Плод твоего подсознания, которое решило немного тебя побаловать хоть чем-то хорошим. Но всё закончилось, и теперь тебе необходимо встать с кровати и окунуться в серую, жестокую, беспощадную реальность.

Хэ Сюань ощущал сейчас что-то такое. Распрощавшись с очаровательным эльфом из сказки по имени Ши Цинсюань и вспомнив ледяную маску демона с пятого круга ада, в которую превратилось лицо Хуа Чэна, там, за столиком кафе. Вот она, его будничная реальность, от неё нельзя скрыться, сбежать и спрятаться. Да по прошествии стольких лет уже и не хочется. Просто бывает так, что кто-то по жизни клерк-крючкотвор, кто-то транжирит родительские денежки, кто-то тихо угасает на больничной койке из-за врождённой болезни — а кто-то заключил сделку с дьяволом.

Давно хозяина «Чёрных вод» не тянуло на философские размышления, надо же. Кажется, наивный мотылёк, случайно залетевший в его салон, всколыхнул застоявшуюся воду его души и жизни, напомнил о чём-то… что пока не получалось разобрать во тьме, что заполняла Хэ Сюаня изнутри.

Такие мысли были его попутчиками в такси, даже водитель не пытался завязать разговор и не напоминал о своём присутствии. Он и его коллеги всем автопарком знают этого фрика неформальной внешности, он так давно пользуется машинами их службы такси, что повидал каждого шофёра. И они все выучили один-единственный адрес, ради посещения которого этот клиент авто и вызывает. Берлога Хуа Чэна.

Уже стемнело, когда Хэ Сюань вышел из машины. Казалось, что его суровая реальность даже порывы ветра вдоль улицы сделала сильнее и холоднее, чем для других горожан. Он невольно повёл плечами, поёжился, но не стал торопиться нырять под защиту высоких стен многоэтажки. Встал напротив, прикурил и позволил себе несколько минут паузы.

О, его дражайший друг сейчас в ярости, вне всяких сомнений. Хэ Сюань его отлично знает, иногда даже видит насквозь. Нынешним вечером тот забрался в свою квартиру, подобно дракону — в пещеру, и строит грандиозные планы о том, как именно будет воспитывать отбившегося от рук «Черновода». И чем дольше последний тянет, тем серьёзнее будут методы, это он тоже прекрасно понимает.

Не понимает только одного: за какие заслуги из прошлых жизней ему достался Ши Цинсюань. Последние лет десять он уверялся в мысли, что заслужил только грязь с самого дна жизни, в которой они с Хуа Чэном медленно тонули напару. А тут вдруг нежный лучик над зловонной жижей…

В чём хозяин «Чёрных вод» был убеждён на все сто, это в том, что день наедине с Цинсюанем зажёг в крови искорки возбуждения. Он хотел этого наивного мальчишку, но боялся, не желал испачкать его светлую кожу и чистую душу своими прикосновениями. Зато дорогой друг не станет грязнее от очередной хватки, которой вопьётся в его горло. И от очередного сеанса истязаний. И от жёсткого траха после.

Хэ Сюань бросил окурок под ноги и размазал его искры по асфальту. Он никогда не признавался себе в том, что Хуа Чэн нужен ему так же, как Хуа Чэн нуждается в нём. Просто не задавал себе подобных каверзных вопросов, не пытался что-то рассмотреть в чёрных и непроглядных водах своего сознания ли, подсознания, а лишь плыл по их течению.

Ну что, вот и настала пора проснуться. Хэ Сюань прошёл в подъезд, даже не глянул в сторону пункта охраны — та его и так в лицо знает — и поднялся на нужный этаж, к нужной двери.

Очередной день в попытках освоить свои силы. В попытках превратить кошмар во что-то стоящее, ведь интуиция подсказывала, что это не просто кошмары. Это как сны... Мозг обрабатывает информацию – пока недоступную разуму, не замеченную, казалось бы, но на самом деле ничего не забывается. Если изменить частоту волн, чтобы можно было поймать этот «призрак» информации, пока он не стал кошмаром... Работа закипела. Безумная, казалось бы, идея, получила свое выражение.
Франциско держал в руках свое изобретение – по виду, казалось бы, просто солнечные очки, но только он знал, сколько электроники они содержат, сколько начинки напихано и насколько тонкая волновая настройка должна быть. Вот и все? Он надел очки.
Сознание заволокло серо-синим... Франциско напрягся... Что будет? Что сейчас будет? Вспышка. Синяя вспышка. Боль. Скрежещущий голос: «Что я просил тебя сделать?» И странная парочка – девушка с белыми волосами и парень с безумным взглядом... У него на груди расположилось, словно вцепившийся в него  паук, какое-то устройство. Темная улица. Синяя молния.
Франциско снимает очки, тяжело дышит. Вот это да! Это еще.. кто такие? Кажется или их лица знакомы ему? Что случилось? Он надевает очки снова. И снова – серо-синие вспышки. Чем дольше он их видит, тем больше привыкает. Уже не вздрагивает. Этим всем можно управлять...
Видение смешивается с происходящим в реальном мире... «Мы прерываем программу для срочного выпуска новостей» — говорит диктор в серо-синем призрачном мире. Экран показывает страшные картины разрушений....
Франциско снимает очки. По телевизору идет музыкальное шоу – запись прошлогоднего концерта знаменитого на всю страну джазового певца Джозефа Уэста. Музыкальные новости говорят о выпуске его нового альбома, посвященного дочери. Как трогательно, — фыркал тогда Франциско, вспоминая свои отношения с братом. Но это в прошлом – после того, как Данте чуть не устроил у него в квартире пожар, брат зарекся шутить над Франциско.  «Ты стал какой-то... не такой. Ты будто всех насквозь видишь, и это страшно» — сказал Данте, когда Франциско заматывал ему руки бинтами. Как он был прав! Его брат, который не мог понять вообще, что делает Франциско и чем увлечен, внезапно понял его суть и сказал что-то дельное и даже гениальное.
— Мы прерываем трансляцию для срочного выпуска новостей, — песенка о смешной Валентайн сменяется холодным голосом диктора, и Франциско вздрагивает. На экране – не концертный зал, а городские улицы, видно разрушенные здания, хаос. Репортер с микрофоном предупреждает:
— Некоторые кадры могут вас шокировать...
..И черная тень, объятая синими молниями, вылетает вперед. И застывшая маска – воплощение его ночных кошмаров – на миг замирает перед камерой. Явно специально, чтобы репортеры сделали красивый кадр, ведь понятно, что это... нечто движется с такой скоростью, что его просто невозможно сфотографировать.
Скрежещущий голос вещает, словно из ада:
— Этот мир будет принадлежать мне... отныне.
И словно в страшном сне, репортер с микрофоном оседает на землю, пронзенный насквозь – рукой? Такое возможно? Да, говорит разум, ты это видишь своими глазами.
— Меня зовут Зум.
Камеры спешно выключаются, повторяется запись вчерашних новостей о разгроме в полицейском участке. Франциско убирает очки, закрывает лицо руками. Сбылось... Все сбылось. Теперь не остановить...