[indent]Если не чувствует вины? Но в том-то и дело. Он - чувствует. Возможно, вкладывая в это нечто иное, чем другие люди. Его не сжигает раскаяние, от которого на колени падать впору. Он не опечален тем, каков есть, и своей неспособностью это изменить. В конце концов, если повлиять не в твоих силах - лучше сразу принять это, не травить душу попусту, не цепляться за лишнее, не отвлекаться от поставленной цели. Но ему на самом деле совестно каждый раз, когда она проводит с ним целые дни и бессонные ночи, собирая по крупицам то немногое, что он утратил, но ещё не до конца, и, это ещё можно восстановить, если понять, куда и как смотреть, изловчиться зацепиться за самый кончик последней из неумолимо расползающихся каждую минуту нитей его растерзанной, растоптанной временем, обстоятельствами, Марой, грузом грехов и преступлений личности. Когда Блэйду удаётся вспомнить, что такое гордость, человеческое достоинство, осознать себя не загнанным зверем, нуждающимся в заботе и тянущимся за рукой, эту заботу дающей, а взрослым мужчиной - ему стыдно. И он не хочет обременять собой, не желает быть обузой - ещё одна причина его беспрекословного подчинения, даже когда она вовсе не использует свой ужасающий других, но для него такой успокаивающий и благословенный дар.
[indent]Ему ведь всё равно, насколько он игрушка в её руках, насколько расчётливы и эгоистичны были Охотники за Стелларонами, принимая его тогда в отряд как очередную боевую единицу. Блэйду всё равно - потому что, насколько бы жестоко ни вела себя Кафка, как бы ни отличалась от понятия "нормальный индивид", сколько бы людей во Вселенной ни питали к ней исключительно пылкую ненависть или отвращение, именно ему она дала гораздо больше, чем он, отвергнутый всеми, даже теми, кто клялся ему в верности и вечной дружбе, изгой, свирепый дикий хищник, мог надеяться. Даже животным известно, что такое благодарность, они пытаются отплатить добром за добро. Даже если с улицы тебя подобрали, умирающего от голода и холода, только чтобы ты всю оставшуюся жизнь сидел на цепи у ворот и охранял дом - это лучше бесцельных блужданий, когда никто нигде тебя не ждёт, а твоё появление равносильно проклятию. Даже для тех самых, кто когда-то обещал стоять за тебя горой, никогда не давать в обиду, называли его ценным, нужным, важным... любимым. Как ни пытайся дотянуться до них - проще коснуться звёзд, чем докричаться до спин бывших товарищей.
[indent]Почему? За что?
[indent]Нет, об этом даже начинать думать не надо, голова сразу же начинает болеть так, словно внутри кто-то в приступе безумия колотит молотом по наковальне. Кроваво-алые пятна, подобные распускающимся бутонам ликорисов, напоминают выдержанное старое вино, пролитое на белоснежную, идеально накрахмаленную скатерть, накатывают волнами, грозя утопить в очередном приступе.
[indent]- Кафка, я...
[indent]Её щека такая мягкая, и он не понимает - дразнится ли она, или ей всерьёз такое нравится? Прикосновение его грубых рук? Они всегда были грубыми, вдруг понимает Блэйд. Он и в лучшей своей жизни не то, чтобы много за ними ухаживал, а тяжёлый труд ремесленника, не признающего всех этих новомодных устройств, безусловно, облегчающих работу, но также лишающих её ценности, точно не облагораживал кожу.
[indent]- Можно дойти до того, что заменить всех в Комиссии по Ремёслам машинами, но чего тогда будут стоить эти одинаковые безвкусные поделки? Я не верю и никогда не поверю, что ауруматоны способны на полноценное самостоятельное творчество!
[indent]- Да за тобой-то уж точно никто никогда не угонится, Инсин.
[indent]Он досадливо морщится - вот, опять его не понимают, и нетерпеливо продолжает:
[indent]- Дело вовсе не во мне! Даже если я возьму... например, Ваньси, того мальчишку, который даже инструмент подать не может, не уронив его, помнишь такого? Даже он способен на большее, чем ваш кусок ходячего металла.
[indent]В один из моментов её хлопот над его нарядом Блэйд снова перехватывает руку девушки, на этот раз полностью по своей инициативе, не решаясь предпринять что-то большее. Прижать к сердцу, чтобы она ощутила, как оно колотится, и поверила в его искренность? Поцеловать, как это делают красивые нарядные господа из тех  кинолент, что так любит молодёжь, и их рекламу можно встретить на каждом углу, точно как бесполезный спам?
[indent]Так и не определившись, он просто держит её ладонь, и в его мёртвых глазах, в странных зрачках, сейчас лишённых опасного воспалённого блеска Мары, читается нежность. Неуклюжая, неловкая, нежность ребёнка, у которого проблемы с социализацией и выражением эмоций, но он изо всех сил пытается показать, насколько мама ему дорога.
[indent]- Спасибо.
[indent]Он ухитряется переплести в этом коротком слове всё - от признательности за всё потраченное на него время и до таких мелочей, как, вот, банальное застёгивание каверзных маленьких пуговиц.
[indent]Блэйд хочет ей угодить, но не как слуга. Он хочет, чтобы она всегда улыбалась ему. Цепляется за это, как за последнюю спасительную соломинку. Она улыбается ему, как если бы он всё ещё был этого достоин. Её ласковых поддразниваний и этого милого прозвища, смягчающего звучание нового имени, похожего на падающее лезвие гильотины - Блэйдик.
[indent]- Мне нравится.
[indent]Он говорит это искренне. И не только потому что костюм для него выбрала она. Но происходящее возвращает его в то состояние, когда он сам мог и умел выбирать себе одежду. Кажется, тогда он наряжался тоже не для себя - он неистово мечтал кому-то понравиться, заставить смотреть только на него.
[indent]Вот только Блэйд уже достаточно хорошо знает Кафку, чтобы догадываться - всего одной примеркой дело не ограничится. Ни в коем случае. Если бы на одном этом всё закончилось - ему бы впору заподозрить, что либо она заболела, либо её подменили.

Истерика Первопроходца — не то, с чем Охотники за Стелларонами привыкли сталкиваться каждый день Стелла такой не была, даже когда состояла в их числе когда-то давно, Блэйду казалось, что в прошлой жизни. Но, более чем хладнокровно выслушав её сбивчивую из-за всхлипов речь, Блэйд равнодушно обронил:
— И как это касается меня?
Он не набивает себе цену, не стремится, чтобы его уговаривали. У него нет качеств, необходимых для такого поведения. У Инсина — другое дело, но Инсин мёртв. И в молчаливой могиле он уже не вздохнёт.
— Что?.. — она даже растерялась. Видимо, не привыкла, что ей отказывают в просьбах.
— Я не вижу ни одной причины помогать Дань Хэну, — с безразличием целого арктического ледника чётко проговорил Блэйд.
— Но ты его последняя надежда!
— В таком случае... у него нет надежды, — на этом он прекратил разговор, нажав на отбой.
Прислушавшись к собственным ощущениям от полученных новостей, Блэйд поймал себя на том, что действительно ничего не чувствует. Ничто не трепещет в груди. Не колет сердце. Он неподдельно спокоен, собран и вполне по-настоящему не интересуется происходящим с бывшим Старейшиной.
— Трое должны заплатить... — почти беззвучно шевельнулись губы.
Дань Хэн должен умереть, но ведь не обязательно оборвать его жизнь обязан именно Блэйд, здесь важен именно результат. Да и с чего бы ему хоть как-то переживать за этого видьядхара? Разве тот проявил к нему понимание, сочувствие или милосердие? Разве хоть раз побеспокоился, что с ним происходит? Даже если бы оказалось однажды, что Блэйд добился-таки своей вожделенной цели и не вернулся с очередного задания, Дань Хэн либо не задал бы ни одного вопроса, не задумываясь, почему отряд Охотников стал меньше, либо спросил бы, но лишь затем, чтобы убедиться — его преследователь бесследно сгинул, и вздохнуть свободно.
Ни одного сообщения от Дань Хэна. Ни одного. Стелла могла с ним связаться, хотя и пользовалась этим в основном для того, чтобы отправлять дурацкие фотографии и прочее подобное, а, значит, и дракон мог бы — через неё. Но нет. Когда завершилась последняя сходка Квинтета, Блэйд чего-то ожидал... даже не так, он просто подумал — может быть, что-нибудь изменится. Хоть что-то.
Пустое. Этот видьядхара не способен ни на что. Он ушёл, оставив Блэйда позади, как ненужную, выброшенную игрушку. Он такой же, как вещи тех, кого отправили на перерождение или чьё время само подошло. Живя на Лофу, тогда ещё Инсин лично видел, как они плакали, прижимая к груди дорогие памятные вещицы, даже целовали — какие-то украшения, обручальные кольца, парные медальоны, явно сделанные на заказ и, наверно, в подарок от кого-то близкого пёстрые веера, браслеты, дневники со стихами... ни один не возвращался за ними. Ни один. И Дань Фэн не стал исключением.
А что ему теперь делать с этой вечностью, полной пустоты, горечи, тоски, одиночества, чувства вины и ненависти к себе? Почему он, Блэйд, обязан нести этот груз, когда его сообщник по всем преступлениям, нет, тот, кто толкнул его на эти преступления, может быть счастлив в кругу друзей? Как будто и правда кто-то совсем другой. Как будто отречение от прошлого снимает ответственность.
Всё из-за него. Сочащиеся ядовитым отвращением взгляды Комиссии Десяти Владык, перед которыми Инсин превратился в какого-то червя, даже хуже червя — нечто неописуемо, невообразимо тошнотворное. Тысяча смертей от рук той женщины, будь она проклята. Его сотни лет блужданий в облике, который даже звериным не назовёшь. Утрата личности, имени, гордости, прошлого, будущего.
ВСЁ. ЭТО. ЕГО. ВИНА.
И всегда всё ради него. Всегда. Без раздумий, без сомнений, какую бы цену ни приходилось заплатить, он следовал за Пожирателем Луны. Хватит. Достаточно. Дальше сами. Дань Хэн обходился без Блэйда, когда счастливо путешествовал на Экспрессе, так пусть не зовут его, когда им плохо.
Дань Хэн ничем не заслужил внимания Блэйда сейчас, когда его судьба повисла на волоске. Нет, ему не больно от мысли, что дракона не станет — жгут только старые шрамы по всему телу. Давно незримые, ведь снаружи Мара излечивала его безупречно, восстанавливая чистую гладкую кожу, на вид молодую, но въевшиеся на самую глубину, до костей. Шрамы от меча, нанесённые Цзинлю. Шрамы от Пронзающего Облака, оставленные самим Дань Хэном.
Они не залечатся, никогда не залечатся и не перестанут болеть, но это и не важно. Главное — постоянный голос, её голос в голове станет немного тише. Если всё получится сегодня — ему останется лишь найти способ, как уничтожить себя вместе с бывшей наставницей., пусть
Пожалуйста, пусть Дань Хэна больше не будет. Никогда. Ни в каком воплощении. Это чересчур легко — воды первозданного моря смывают с тебя грехи вместе с необходимостью принимать последствия.
И в этот момент пришло сообщение. Блэйд недовольно покосился на телефон. Кафка вызывает его к Элио. Понятно, есть новый сценарий.
***
Против воли Элио Блэйд никогда не смел идти, и вот он здесь. Он зарёкся идти, как привязанный, за этим существом, и всё-таки.
Дань Хэн необходим живым. Отпечатано металлом в его мозгу, как священная скрижаль. Приказ Элио перевешивает волю Цзинлю.
А как давно он не действует по своей собственной воле? Что бы он предпринял, получив такую свободу? Повис бы неподвижной переломанной марионеткой на ослабленных нитях? Или... вспомнил, кто он есть?
Он спокоен и будто бы нарочито не спешит. Как бы специально задерживается, чтобы гарантированно найти лишь остывающий труп. Но, чем дальше Блэйд заходит, тем сильнее растёт что-то внутри, тугой комок в области грудной клетки. Тяжёлый, не даёт дышать.
Он знал, что Стелла ему не солгала и не пошутила — она бы не посмела на такую тему, — но только теперь начал верить... верить, что Дань Хэн и впрямь не справится, не вывернется скользкой змеёй, как обычно.
Падение на пол бездыханного тела кажется жалким и ничтожным. Но вот Блэйд вновь поднимается, опираясь на верный меч — единственное мгновение, когда его настоящий возраст заметен. Сначала шатко, еле-еле, но постепенно возвращаясь в нормальное состояние, когда все члены тела двигаются безотказно, и в любой момент он может настигнуть любую добычу.
Он входит в зал. Его раны — он даже не стал пытаться обезвреживать ловушки и просто прошёл сквозь них, приняв всё на себя, — ещё не до конца затянулись, и Блэйд напоминает выходца с того света.
Застывший взор падает на истерзанного Дань Хэна. Блэйд смотрит сверху вниз, чудится, что с глубоким разочарованием — как жаль, что ты ещё жив, — и брезгливым презрением. Но то, как он озирает остальных собравшихся... куда хуже. Он ещё ничего не успел сделать, и их значительно больше, но по лицу гостя отчётливо читается — они уже трупы.
Багровый отблеск в глазах с неестественными для человека зрачками. Кровь на клинке из вспоротой уже привычным движением вдоль лезвия ладони, пропитывающая лезвие алым. Широкая ухмылка, в которой нет ничего вменяемого.
Блэйд с лёгкостью принимает ещё удары, которые в изменённом состоянии рассудка даже не замечает, ни одному не удаётся не только остановить его, но даже замедлить. Он исчезает, чтобы появиться снова — слева от них, справа, за спиной или прямо спереди. Каждый взмах оружия несёт или увечье, или гибель. Под высокими сводами подземного зала разносится макабрический смех.

Дым рассеивается под очередным порывом ветра. Вальдес хмуро озирается, его матросы рыщут по палубе "Ноордкронена", сгоняя выживших в кучу. Обычная, работенка, которая кажется скучной, пока его взгляд не натыкается на них.

У самого борта, развороченного ядром полусидят двое. Один – старший, без сознания, в разорванном, залитом кровью и испачканном копотью мундире неопределенного темного цвета. Лицо бледнее парусины, светлые волосы слиплись на лбу.
Ротгер щурится. "Неужели?"
Но нарочито не узнает.

Впрочем, куда интереснее второй. Юнец лет двадцати, не больше. Темноволосый, стройный, лицо перепачкано сажей и кровью, но глаза... О, эти глаза, горящие  яростным, почти безумным огнем. Он сидит над распростертым телом командира, как пес над поверженным львом, сжимая в дрожащей руке клинок. Им он и отмахивался от двух подошедших талигойцев, пытавшихся вытащить раненого.

– Отойди, щенок! – рявкает один из матросов.
– Не подходите! – голос юноши срывается, рука с саблей дрожит чуть меньше, чем голос. – Не троньте.. ад... капитана!
– Капитана? – матрос фыркает. – Какого еще капитана? Сейчас и тебя к нему уложим!

Ротгер лениво подходит, отстраняя матросов локтем.
– Тише, Вериль. Не пугай гостей. Что тут у нас? Птенчик защищает гнездо? – его взгляд цепляется за мундир раненого, задерживается на шраме на щеке, потом на перевязи, едва виднеющейся.

Юноша напрягается, видя знаки отличия на плече Ротгера.
– Я… я не отойду. Делайте что хотите. Но его не троньте. Он… он жив еще!

Ротгер качает головой, усмехаясь.
– Жив? Похоже на то. Но надолго ли, если ты будешь тут сидеть сиднем? Видишь кровь? Ему нужен цирюльник, а не геройская смерть как в ронделе.

Он делает шаг вперед и юнец инстинктивно сжимает руку на эфесе.
Ротгер морщится.
– Осторожнее, птенчик. Я не люблю, когда на меня машут, даже игрушками. Брось железку пока не поранил или себя, или своего... капитана – не дай Четверо, ткнешь его по неловкости.

Юноша колеблется. Взгляд вице-адмирала, спокойный и насмешливый, давит сильнее угроз матросов.
– Вы ему поможете? – с трудом цедит он
– Куда интереснее посмотреть, выживет ли он, чем доставить вам обоим удовольствие умереть тут красиво, – парирует Ротгер.

Его взгляд снова возвращаетс к раненому. Осколки в плече, грудную клетку зацепило. Бледен как смерть. Но дышит. Значит, борется.

– Так кто же твой храбрый, но неудачливый капитан? – спрашивает Ротгер небрежно, хотя знает уже ответ.
– Капитан! – упрямо повторяет юноша, глотая ком в горле. Я его... помощник. И я остаюсь с ним.
– Помощник? – Ротгер приподнимае  бровь. – Без имени? Без чина? Странные обычаи у дриксенских моряков.

И кивает матросам.
– Тащите носилки. А ты, помощник без имени, – добавляет Ротгер, глядя на юнца с внезапным, почти искренним любопытством, – держишься неплохо. Глупо, конечно, но… с огоньком. Не каждый кинется грудью на абордажную саблю ради своего капитана, зная, что шансов – ноль. Особенно когда тот уже, кажется, готов отправиться к Создателю.

Юноша выпрямляется.
– Я исполнял долг. Я – фок Фельсенбург. Руперт фок Фельсенбург.

– Фок Фельсенбург? – Ротгер присвистывает. – Вот это поворот! Правящий дом в адъютантах..., прости, в помощниках на корабле? Интересные птицы залетают в наши сети сегодня!
В его глазах мелькает азарт, знакомый тем, кто видел его в атаке. О, теперь все становится куда занятнее.

- Ладно, фок Фельсенбург, – тянет он, подчеркивая фамилию, глядя на краснеющие уши Руперта  – Раз уж ты так рвешься в плен вместе со своим "капитаном" – изволь. Но запомни –  в моем доме и плюются, и стреляют только по особому разрешению. Нарушителей – вон!

Он кивком указывает на носилки с Кальдмеером, которые уже несут к шлюпке.
– Доставьте обоих ко мне. Лучшую каюту – для… гостя. И скажите Марте – пусть достает бинты, иглы и что-нибудь покрепче. Шадди сегодня не подойдет – нужно что-то посерьезнее.

в aen elle цирилле не нравится — ей хочется домой, ей хочется в каэр морхен, ей хочется снова ощутить себя ближе к ведьмам, чем к эльфам. они — не похожи на них, людей. они все такие красивые, утонченные, желающие недостижимого, ходящие с прямой спиной и только некоторые из них опускают собственные глаза, словно подчиняясь кому-то. какой-то невидимой силе, которая однажды сказала, что так и должно быть — цирилле не нравится это, ей хочется плеваться, ей хочется сбежать отсюда, но выхода — нет.

когда ей представляют сначала эредина, она давит в себе желание спрятаться за фигуру авалакха так, словно он может быть щитом и мечом ее, но правда глаголет то, что у нее нет ни первого, ни второго и поэтому взгляд чужих глаз приходится выдерживать самой. ее никто не похвалит, ей никто не скажет, что она хорошо потрудилась, потому что все, чего она достойна — чужие слова о том, что она должна сделать, даже если не хочет.

они все, наверняка, знали. знали, что она не захочет ложиться под короля, что ей будет это не в радость, что она будет пытаться оттягивать это все, но у цириллы просто нет другого выхода. она знает — ее отпустят только тогда, когда она сможет родить ребенка, вот только это дитя ей нужно не больше, чем ведьмаку лапти. но цирилла девочка умная, цирилла умеет держать себя в руках и даже если ее выгоняют в первую ночь из чужих покоев, даже если после ее ласкают лишь пальцами, словно возвращая в мир того, что чужие руки могут нести не только смерть и страх — ей страшно. а еще бьет по самолюбию.

каждое утро ее одевают в платья, каждое утро ей заплетают волосы и, смотря в зеркало, цирилла просто ненавидит это отражение — это не она, она ведь так долго бежала именно от этого, так почему она вернулась? чтобы спасти других, или чтобы спасти себя? она не знает. не готова узнать, если быть честной с собой, но все равно позволяет — однажды, когда она взбрыкнула, пришел авалакх и они ( снова ) поругались.

вот только с каждым днем находиться здесь все было еще более утомительно — вечно хорошая погода, лучшая еда, напитки, вода. здесь все было — лучшим, таким отличительным от того, к чему она привыкла, что когда ей говорят, что сам эредин хочет видеть ее на позднем ужине — она едва ли не просит передать ему неприличный жест, но сцепляет зубы и губы и...

идет. с совершенно прямой спиной она садится за стол и только когда заглядывает в чужие глаза — тушуется.

— не смотри на меня так, словно видишь впервые, — она подхватывает бокал с вином и чуть заметно покачивает его в пальцах, прежде чем сделать глоток. эредин же.... даже сидя вот так вот, ничего не делая, он привлекал к себе внимание — стать, гордость, сила, волосы воронова крыла и глаза, что следят за каждым ее движением. и все это заставляет ее повести плечами, делая очередной глоток.

— если ты хочешь спросить как дела с королем — он продолжает уходить каждую ночь, оставляя меня в одиночестве и не трогая. иногда мы играем в шашки, но не более, — и зачем она говорит это? разве авалакх не докладывает ему об этом всем? она не знает, но неловкость этой встречи она терпеть просто не может, — но ты и... сам это знаешь. авалакх наверняка тебе все рассказал.

Три дня.
Столько прошло с того момента, как жизнь жителей Александрии, в особенности группы Рика Граймса, разделилась на до и после. Казалось бы, после победы над Волками и разгрома стада ходячих можно наконец выдохнуть спокойно и почувствовать себя в относительной безопасности. Но нет, ты никогда не сможешь расслабиться, какими бы высокими и надежными не были твои стены, рано или поздно они рухнут – под напором стихии, угроз живых либо мертвых. Месяц спокойствия дал возможность жителям общины облегченно выдохнуть и перевести дух, чтобы Александрия в конечном итоге смогла приобрести сильного союзника в лице Хиллтопа и еще более сильного врага, воплощенном в Спасителях.

Они недооценили противника, не провели тщательную разведку и опрометчиво решили, что смогут одним ударом уничтожить нависшую угрозу в лице небольшой группы. Неделю спустя за это пришлось поплатиться всем…

Подняв от раковины усталый взгляд голубых глаз, Бет скептично оглядела залегшие тени на бледном лице и две розовые полоски шрамов, один на скуле, второй над бровью. Ссадины давно зажили и швы были сняты по прибытии в Александрию, но эти следы навсегда останутся с ней в память о Грейди. Обжившись в общине Грин искренне надеялась, что госпиталь будет последним неприятным периодом в ее жизни после падения тюрьмы. Но когда в этом безумном новом мире ожидания совпадали с реальностью? С усталым вздохом девушка зажмурилась, плеснула в лицо холодной воды и быстро промокнула влажную кожу полотенцем. Как бы ей не хотелось лежать в своей кровати, свернувшись калачиком и обняв ноги тихо плакать, уткнувшись в колени, сейчас она не могла себе этого позволить. Начался новый день и нужно прожить его с пользой, горю можно дать волю ночной тишине, за закрытой дверью своей комнаты и подальше от чужих глаз.

- Привет, - робко улыбнулась Бет, встретившись в коридоре с Риком. Мужчина приветливо кивнул, только покинув комнату дочери, и выглядел не менее подавленно и устало, чем блондинка. Не говоря больше ни слова, он спустился вниз по лестнице на первый этаж, быстро собрался и ушел из дома. Мишонн скорее всего уже ушла, а Карл, кажется, еще не вставал.

Грин заглянула в приоткрытую дверь маленькой детской и ласково поприветствовала Джудит, забирая оживившуюся девчушку себе на руки. Девушка не прекращала помогать с младшей Граймс с тех пор как выбралась из больницы, но в Александрии у нее появилось больше свободного времени благодаря тому, что Кэрол, Карл, Мишонн и другие так же присматривали за малышкой. Можно было выбираться в ближайшую округу на вылазки за травами, все же Бет понимала, что запасы медикаментов рано или поздно иссякнут и нужно было поддерживать переданные отцом знания традиционной медицины, заниматься с Баттонсом и помогать беременной Мэгги. Но в данный момент все силы общины были брошены на поиски припасов для Спасителей, и хоть младшая Грин рвалась с остальными за стены, Рик уговорил ее остаться с Джудит.

В тот день, когда группу окружили Спасители в лесу, Бет с ними не было. Граймс так же, как и сейчас, попросил девушку позаботиться о маленькой дочери и остаться в Александрии, а Габриэлю оставил защиту поселения. Однако Грин одолевало странное предчувствие чего-то зловещего, она металась как встревоженная лань по просеке, не находила себе места от переживаний за Дэрила, что бросился мстить за смерть Дэниз, за внезапно пропавшую Кэрол, так теперь еще и за здоровье Мэгги и ее будущего ребенка. Только неоспоримый авторитет лидера убедил блондинку прижать задницу к полу, не совершать необдуманных поступков и позаботиться о самом маленьком члене их семьи. Никто бы не сделал этого лучше Элизабет, и она справилась, как и раньше справлялась. Но в ту ночь она долго не смогла уснуть и просыпалась в поту на смятых простынях, терзаемая кошмарами.

Господь, я прошу тебя, пусть все вернутся домой…

«На утро в Александрию вернулся фургон, весь в кровавых полосах и дырках от пуль. Бет едва не падая с лестницы побежала навстречу и хаотично оглядывала лица своих друзей, выползающих наружу как живые мертвецы – все в крови, без сил и с совершенным отсутствием каких-либо эмоций. Последним вышел Рик, невидяще посмотрел на нее и рассказал всем о произошедшем: как они пытались проехать в Хиллтоп ко врачу, но Спасители преграждали им путь; как они шли по лесу с Мэгги на носилках, но были окружены и вытащены на поляну, где встретились с пленными Дэрилом, Мишонн, Розитой и Гленном; как Ниган забил своей битой сначала Абрахама, потом Гленна, а затем, когда их отпустили, раненого Дэрила забрали в плен, Саша с Мэгги ушли в Хиллтоп, а остальные поехали домой.
Бет не помнила, что ей говорили и кто подходил успокоить, когда она осела на землю на подкосившихся ногах и взвыла от ужаса и бессилия. Это не может быть правдой, все это не может быть правдой… Бедная Мэгги, моя Мэгги, где же ты? Пожалуйста, будь в порядке, пусть твой ребенок будет в порядке, это все, что осталось от Гленна… Дэрил, боже мой, выживи, я прошу тебя, я без тебя не смогу… Весь рассказ Рика проносился у нее перед глазами кровавым калейдоскопом, вытирая заливающие лицо слезы Грин почувствовала как пустой желудок скручивает спазмом и ей приходилось прикладывать невероятные усилия, чтобы не стошнило. Кажется, Аарон помог ей подняться, и хоть и сам был в плачевном состоянии, пытался приободрить и отвести обратно в дом, заботливо придерживая дрожащие плечи девушки»

Ненавижу
И никогда не прощу

Грин так и не смогла вернуться в свой обжитый уголок и осталась в доме Граймсов, благо была свободная комната на втором этаже. Никто не был против, наоборот так было проще приглядывать за Джудит, а блондинка не сходила с ума в одиночестве, забивая каждый день бытовой рутиной: уборка, готовка на всех, уход за Джудит, прогулки с ней и опять все по кругу, как день сурка. Все, лишь бы не оставаться один на один со своими переживаниями. На четвертый день легче не становилось, беспокойство волнами прибоя накатывали с каждым прожитым мгновением, ведь ни от Мэгги, ни тем более от Дэрила новостей не было. Вот и сегодня она занималась тем же самым: умыла Джудит, приготовила на всех завтрак и собрала обеих на утреннюю прогулку, слишком тошно было сидеть в четырех стенах.

Небольшое успокоение Бет находила у искусственного пруда на окраине общины, окруженного домами, редкими деревьями и зарослями свежей весенней травы. Именно в них, усердно работая газонокосилкой, устроился вороной жеребец с белой звездой во лбу, спасенный Дэрилом и Аароном в их первую совместную вылазку почти два месяца назад. Аарон месяцами пытался поймать этого одичавшего коня, который ходил в округе и периодически появлялся у стен общины, что даже получил имя - кто-то из детей назвал его Баттонс, так и прижилось. Жеребец поначалу недоверчиво относился к людям и постоянно убегал, но со временем Бет с Дэрилом смогли ему снова показать, что кожаные двуногие приносят пользу, кормят, поят и чешут, так что сотрудничать выгодно им обоим. Баттонса обычно привязывали к дереву на длинную веревку и давали возможность подравнять газоны то тут, то там, но больше всего угодий для пастбища было у пруда, там для него и сделали навес с поилкой.

Девушка с маленькой девочкой на руках осторожно приблизилась к пасущемуся животному сбоку, остановилась в паре шагов, проверяя реакцию, и убедившись, что Баттонс не против их общества, подошла вплотную. Джудит нравилось общаться с конем, а вороной кажется был не против, продолжая мерно щипать траву, когда маленькие ладони зарывались пальчиками в бархатную черную шерсть на боку и осторожно поглаживали. Бет с задумчивой улыбкой наблюдала за действиями Джудит, готовая в любой момент остановить ребенка от необдуманных действий и не причинить животному дискомфорт, но тут ее спасла отточенная реакция. В ту же секунду как жеребец вскинул голову и тревожно повернулся в сторону ворот, Грин прижала к себе малышку и отступила на шаг, давая пространство обеспокоенно шевелящему ушами коню.

- Баттонс? Что такое? – Бет проследила за взглядом вороного и то, что она услышала пару мгновений спустя, ей совершенно не понравилось. Подозрительный шум и возня у въезда в Александрию не предвещал ничего хорошего, и Грин поспешила окольными путями, избегая дороги, незаметно добралась до дома, уложила Джудит в кроватку, надежно заперла детскую и спустилась вниз, притаившись у окна с ладонью на рукояти излюбленного ножа в кармане.

Рик рассказал о том, что теперь они подчиняются Спасителям и должны будут через неделю отдать половину всего, что у них есть. И так как запасы у Александрии и без того были на исходе и без половины община бы точно не выжила, необходимо было каждый день отправлять отряды на вылазки, чтобы было чем платить дань. Бет понимала, что воцарившееся напряжение означало лишь одно. Но прошло всего три дня, почему так рано? Нервно сглотнув, Грин поправила белую вязаную кофту и пальцами свободной руки коснулась кулона в виде сердца на шее, мамин последний подарок. Этот жест немного успокоил, девушка закрыла глаза и услышав разговор прямо у крыльца дома опасливо замерла.

- А что случилось с той беременной? Ночка у нее выдалась явно не из простых. Как она сходила с ума! Она ведь была замужем за вторым, да?

Это он… Ниган.

Бет никогда не видела вживую Нигана, не слышала его голос, но почему-то была уверена, что человек за дверью это он. Сжав пальцы ладоней до белизны костяшек, девушка почувствовала приступ едва контролируемой ярости, накрывший ее с головой, вперемешку с безумным страхом отчаяния. Она хотела увидеть лицо этого монстра, посмотреть ему в глаза и показать, что, не смотря на всю ту боль и жестокость, которую он принес ее близким, она не боится и не сломлена.
В два шага преодолев расстояние до входа в дом и резко распахнув дверь, весь боевой дух тут же покинул юную Грин, когда взгляд упал на стоявшего посреди всех мужчину в грязной робе с букой А на груди. Голубые глаза тут же подернулись пеленой слез, губы предательски задрожали, блондинка больше не замечала ничего вокруг, но боялась приблизиться, лишь протянула руку и неверяще прошептала:

- ...Дэрил?

Он знал, что приходит время, когда стоит остановится. Сесть на скамью, посмотреть на небо, а потом закрыть глаза. Люди бы назвали это ритуалом, он же… для него это был способ вернуться в прошлое и упорядочить тот багаж знаний, который не мог вынести обычный человеческий мозг. Еще некоторое время назад, этих воспоминаний не было, а сам он думал, что является обычным человеком с каким-то совершенно идиотским именем.

Сейчас же. Сейчас его голова была полна воспоминаний. Теперь он помнил все тысячелетия своего существования в виде майар, помнил каждую свою жизнь после. Череда ошибок, выборов, побед, жертв. Иногда, за его спиной оставались тысячи, миллионы умерших, иногда он был тем одним, кто выбирал смерть. Для него, она была всего лишь началом, для других… что ж, он не был уверен, что имеет право отвечать на этот вопрос так же, как не был уверен в том, что у него есть однозначный ответ. В каких-то мирах существовала жизнь после, в каких-то нет. Он до сих пор размышлял, что ждало тех, кто умер в глубоком космосе, поддавшись влиянию обелиска.

Пока он блуждал по чертогам своего разума, солнце с высшей точки на горизонте, сошло до его ровной линии, параллельной земле. Оно тускло отбрасывало тени замшелого парка, который неудачно прибили к местному кладбищу, чтобы огородить оное от близстоящих домов. Теперь, когда он вспомнил и стал собой, этот парк казался ему неправильным, нелогичным. Как будто он занимал не то место, которое было уготовано ему природой. Спустя минуту, он понял, что подобное случается каждый раз, когда он оказывается в мире, подобное тому, где он находился сейчас. Мир, который был поглощен людьми полностью, утыканный, словно кольями, высотными зданиями. Мир, настолько напоминающий его родной Мордор, что от этого сводило скулы и хотелось блевать. Он точно не хотел, чтобы его дом стал таким.

Вселенная издевалась, а он знал, что после ментальных игр с собственным разумом, последует иные.

Он чувствовал, как меняются его кости, как из спины вылезают спицы механизмов, помогающие адаптироваться. Нельзя безболезненно из девятилетнего мальчишки превратиться во взрослого человека. Он не знал, кем станет, то есть конечно, на этот раз он определенно не будет женщиной, но его лицо. Вернется ли оно к тому, каким оно было изначально? Или же снова он будет мальчишкой, что трудился в кузнях Ауле еще до того, как материальная Арда приобрела свои черты? Имело ли это хоть какое-то значение сейчас, когда ногти скребли гравий дорожки, а конечности как будто хотели вывернуться наизнанку?

Стало ли это иметь значение, когда его метаморфозы закончились?

Конечно же нет.
Потому что те события происходили пару десятков лет назад.

Они полностью потеряли какое-либо значение в тот момент, когда он выпрямился, отряхивая черный плащ и уходя куда-то в ночь.

***

Он провел в этом мире достаточно времени, чтобы узнать, чем конкретно он отличается от тех, где Саурон уже побывал. Что иронично, это была война, длящаяся уже сотни лет. Чего он не понимал, так это зачем было вести ее скрытно. Хотя и был свой шарм в подобном закулисье. Печалило то, что, — как и в мирах до этого, — оборотни и вампиры вели борьбу между собой. Он знал, в чем состоит проблема, но не торопился ничего менять, даже когда выбрал сторону.

Просто потому, что волки ему всегда нравились больше. И как хорошо, что он не стал мальчишкой в этот раз.

В тот день, он спустился в лабораторию Луциана с одной мыслью. Совпадений не бывает. Особенно, когда тема, звучащая накануне, обретает материальную форму спустя менее, чем сутки. Саурон знал, чем заняты оборотни и кого они ищут. Но какова вероятность, что член совета вампиров покажется на горизонте, едва назовут ее имя? А кстати, как ее там звали?

— Кто это? – вместо заготовленной речи, обронил бывший владыка Мордора, указывая на фотографию на стене, оплетенную красными нитями, словно паутиной. Еще вчера ее тут не было.
— Амелия, — ответил оборотень, — она…

Дальше я его не слушал, пускай полу-волк и продолжал рассказывать о фотографии. Или думал, что рассказывает о том, кто на ней изображен. Я помнил каждого из них, каждую первую встречу, каждую причину почему. Помнил слова, которые произносил в тот момент, когда предлагал встать рядом с собой. Конечно же, стоило увидеть определенное лицо, как все остальное отошло на задний план. На мгновение, перестало иметь значение даже то, что я обещал правителю волков. Победу, над их врагами. Неужели, я прошел достаточно для того, чтобы состоялась встреча? Или же это мой разум уже настолько отчаялся, что цеплялся за каждую возможность? Не могу точно понять, в какой момент они стали мне дороги. В конце концов, изначально это были слишком извращенные отношения, отталкивающиеся из общих точек соприкосновения. Основанные на чужих слабостях и потребностях. Но потом. Потом я потерял их дважды и это… что-то изменило. В первый раз, это произошло на Пеленорских полях, и я прекрасно помню, как вернулся и тенью бродил над их могилами, ожидая момента, когда смогу вернуть их обратно. В тот раз, меня обозвали некромантом. Или я сам себя так назвал, желая посмеяться в очередной раз над Эру и его замыслами вселенной? Ведь это он каждый раз отнимал у меня то, что было мне действительно нужно и дорого. Чем же мы заслужили такое отношение? А ведь все остальные считали его великим создателем, не понимая, что являются марионетками еще большего диктатора, нежели я или Мелькор. Мелькор был не согласен и пал. Я искал баланса, порядка, но так же проиграл. И теперь блуждал по мирам в поисках того, что осталось. Стоит сказать спасибо Смерти за то, что я не мог вернутся в мир к тому, кто не ценил того, что создал. Сейчас же, я рассматривал фотографию на стене. Когда мы виделись последний раз? Сколько времени прошло для Нёё с момента, как башня Барад-Дура рухнула под натиском Орадруина? И что она скажет мне, явись я на порог?

— Я пойду и проверю, — произнес Майрон, отрывая фотографию от доски. Чисто машинальное движение, которому не было объяснения. Ему не нужна была фотография, чтобы узнать Ёе.

— Это опасно, мы… — возразил Луциан, в чьем голосе звучало беспокойство, которое сменилось удивлением, когда над его плечом, опаляя кожу куртки, пронесся поток огня. Майрон смотрел, как от него плавится собственная кожа, оголяя кости из металла. Что же, подарок от Исильдура преследовал его в каждом из миров. Почему здесь должно было быть иначе? Хотя он, конечно же не ожидал, что когда-нибудь сам лишит себя пальцев.

— Держи своих людей подальше, если не хочешь, чтобы им подпалили шерсть, — вместо каких-либо объяснений, Саурон сделал шаг в тоннель. Возможно, он только что совершил ошибку, но отцу лжи не привыкать. – Мне бы очень не хотелось, чтобы они пострадали.

Он устремился в недра канализации. Смердело почти так же, как в бараках орков, а проносящиеся за стенами вагоны, напоминали звуки кузни. Все это в какой-то степени походило на Горгорот и впечатление усилилось, когда он пронесся тенью мимо казарм оборотней.  В какой-то момент, он думал о том, чтобы дать им больше силы, извратить натуру настолько, чтобы они перестали напоминать крыс, прячущихся в углах. Сделать их похожими на тех, что были созданы им в пределах Арды. Теперь, после демонстрации силы, он вполне мог вернутся к этой мысли.

Но только после того, как встретиться с Ней.

Рука болела, но не от того, что кожу на ней заживо сожгли в огне. Она болела потому, что новый виток металла восстанавливал то, чего Саурона лишили. Руку в полной ее функциональности, пускай теперь она и походила на часть латной перчатки, которую вживили в мягкие ткани. Он мог ею творить — все остальное становилось неважным.

Воздух на поверхности все так же отравлен выхлопами, но он определенно лучше того, что находился в канализации. Майрон остановился всего на мгновение, чтобы принять решение, как лучше добраться до места, указанного волками. Он не привык прятаться, — уж точно не в этом мире, — поэтому следующие его движения были движениями крупного варга, который наполовину изуродован металлом. Кажется, в каком-то из миров, существовала легенда о волке, который кошмарил деревушку во франции. Теперь, она возможно появится и в этом. Страшная сказка о полу-волке полу-машине.

На место он прибывает достаточно быстро, перемещаясь по крышам, перепрыгивая улицы. Он останавливается над нужным ему местом и смотрит вниз, а потом рычит, сотрясая стекла окон под собой.

[indent] К Гермесу Тифон испытывал особую неприязнь. Он прекрасно помнил, кто помог Зевсу сбежать из заточения и продолжить бой. Кроме того, он уверен, что именно такой хитрец, как Гермес, мог надоумить своего трусливого папашу прибегнуть к помощи Мойр. Сам Громовержец до такого не додумался бы. Скудоумие и отвага всегда были его благодетелями, никак не интеллект. Сомнительно, что даже спустя тысячи лет что-то поменялось, иначе бы олимпийцы не спустили возвращение отца чудовищ на тормозах и предприняли бы что-то для того, чтобы остановить его или снова заточить. Но они не сделали этого. Поэтому Тифон спокойно разгуливал по улицам Лос-Анджелеса, запугивал сатиров и откусывал руки нимфам.
[indent] И всё же Гермес был ему полезен. Он был близок к Зевсу и тот дорожил своим отпрыском. Настолько, насколько мог вообще кем-то дорожить. Кроме того для того, чтобы достать шкатулку из грёз нимфы, нужен был проводник, которым и являлся Гермес. Искать кого-то другого не хотелось, да и времени не было. Более того, если бы Тифон и нашёл кого-то другого, то пришлось бы его сожрать, а этот хитрый чертила умел хранить секреты. Можно было пригрозить ему, но жрать кого-то столь полезного было бы кощунством. На бога хитрости у титана были свои планы...
[indent] Конечно же покровитель воров не мог не отметить машину, на которой ездил теперь Тифон. Прекрасный новенький
Rolls-Royce, позволить себе такой мог не каждый. Но это была не единственная машина в семье титанов, но по городу, конечно, было удобнее гонять на Призраке из-за меньших габаритов, ведь он был куда быстрее и манёвреннее массивного пикапа.
[indent] — Ни разу не жаловался на климат-контроль. По мне так, чем теплее, тем лучше, — заявил Тифон, проверив, закрыл ли авто, а то мало ли. Хорошие колесницы всем нужны. И дело было не в деньгах, он легко мог позволить себе ещё один, просто слишком привязался к этой машине. — Я взял его из-за того, что авто подчёркивает статус. Особенно если это Роллс-Ройс. Пусть ни у кого не возникает сомнений в серьёзности моих намерений.
[indent] В этот момент у Тифона проскользнула мысль о том, что он только что придумал для фирмы новый слоган и стоило бы продать им его, пока этого не сделал Гермес. На этом строился бизнес. Даже мысль можно было продать в современном мире, который построили смертные. Они оказались умнее и умели адаптироваться к изменениям лучше любого из олимпийцев. Тогда, до заточения, Тифон ни за что бы не подумал, что начнёт относиться к ним чуть уважительнее, чем к сочному стейку.
[indent] — Вижу ты очень торопился, Эрмий, вот и славно, — титан не переставал прибегать к более старому и звучному
имени Гермеса, которым его величали, разве что, любовницы, но голосом Тифона оно звучало издёвкой, уменьшительно-ласкательным вариантом, которого подростки начинают стесняться в присутствии сверстников. — Не обижай свою колесницу. Она любит скорость и создана для неё, а не для метафорической демонстрации размеров твоих гениталий.
[indent] Это был единственный комплимент, который отвесил дракон автомобилю Гермеса. Спорткары были не в его вкусе, да и спешить он не любил. А ещё его тошнило от ярких цветов, которыми всегда грешил Эрмий. Поэтому обе машины Тифона были чёрными. На фоне этого места он выглядел словно ворон на старом сером кладбище. Беспристрастная чёрная птица с холодным взглядом, прилетевшая поживиться плотью червей, оказавшихся на поверхности свежевзрытой земли. Он не обращал никакого внимания на других пациентов, у которых новоприбывшие вызвали интерес.
[indent] Когда они добрались до палаты, в которую угодила нимфа, невольный напарник Тифона тут же подошёл к страдалице, что корчилась на кровати, будто в горячке. Если не знать, что она спит глубоким сном, пропитанным магией, можно было подумать, что она цепанула где-то тропическую лихорадку по типу эболы. Гермес осмотрел девушку, пока титан обходил комнату, оценивая окружение и пытаясь найти что-то подозрительное. Он повернул голову к напарнику, когда тот откинул одеяло. Синяки на руках и бёдрах нимфы говорили многое об условиях содержания пациентов в этом заведении.
[indent] "Люди" — хмыкнул про себя Тифон. Лицо его скривилось. В том числе и от этих сюсюканей с коматозницей. И нет, Тифон
не был лишён некоего подобия эмпатии, просто её у него не вызывали жалкие попытки олимпийского бога проявлять милость к
низшим существам. Для него это выглядело как фарс, основанный на выборочной жалости.
[indent] В конце концов титан нашёл то, что искал — небольшую скрытую камеру, спрятанную под подоконником и прослушивающее устройство. Камера явно сейчас была не активна. Видимо её включали только по особым случаям. Он вырвал их прямо из стены и бросил на пол, чтобы раздавить, будто то был обычный таракан. Ещё одно подтверждение нарушениям, которые допускали в этой больнице. Сейчас название этой лечебницы казалось издевательски ироничным.
[indent] — Не сравнивай нас, Гермес, — строго оборвал его Тифон, когда тот начал рассказывать о пленении нимфы, её печальной судьбе и мрачном воссоединении. Он встал посреди комнаты, расставив ноги по ширине плеч и сцепив в замок руки за своей спиной, словно солдат. — Эта девчонка лежит на постели не более двух недель и совсем скоро сможет снова плясать под трели флейты в ближайшей лесополосе. Меня же заточили после того, как твои братья растерзали моих детей на потеху твоему тщеславному отцу, я провёл тысячи лет, придавленный вулканом, а по моим венам тёк яд, наполняя болью каждую клетку моего тела. Ни света солнца, ни голоса любимой женщины, ничего. Только кромешная тьма и отчаяние в полнейшей тишине. Вот чем было моё заточение.
[indent] Не смотря на спокойный тон и отсутствие явной агрессии, можно было заметить, как на бледном лице чудовища проявились чёрные вены, глаза запылали синим огнём, а уголки губ треснули, грозя оголить острые клыки, словно у акулы, возможно даже, что тоже растущие в три ряда. Не смотря на кощунственную наглость, граничащую с оскорблением, титан смог взять себя в руки и вскоре его лицо снова стало обычным, человеческим. Ему просто хотелось поскорее закончить с этим и забрать шкатулку.
[indent] Кстати о ней.
[indent] Гермес обрисовал ситуацию. Им придётся проникнуть в её сон — измерение кошмаров, и искать ларец там. Но проблемы начинались там, где стало ясно, что урон нанесённый во сне будет вполне себе настоящим здесь, в реальности. Впрочем, Гермесу не обязательно было говорить это, Тифон и сам догадывался, что есть подвох. Всегда есть подвох. Всё это — способ защитить артефакт. Его интересовало лишь то, как они поделят добычу. Ему нужна была эта чёртова шкатулка. Титан посмотрел на бога с недоверием, когда тот сообщил, что шкатулка-то вовсе ему и не нужна. В этом, как считал Тифон, заключалась ложь. А вот то, что ему плевать на судьбу смертных — чистейшей воды правда. Как и любому другому богу, Гермесу было плевать на тех, кто даёт ему силу. Ничего не изменилось за эти тысячи лет.
[indent] — Согласен, — произнёс Тифон и без всяких там прелюдий сжал руку Гермеса.
[indent] Комната задрожала, зарычала и начала трескаться, грозясь обрушиться у них под ногами. Этого и ожидал Тифон, но, в конце концов, помещение просто исказилось, поменяв фактуру и очертания, а так же убранство. Коматозной нимфы тут уже не было.
[indent] — Ты недооцениваешь моё желание поскорее со всем закончить, Эрмий, — фыркнул Тифон, разжимая пальцы. — И, кстати, твоя рука не вкусная, если ты так переживаешь на этот счёт.
[indent] Металлический куб, внутри которого они оказались, не имел никаких источников света, хотя внутри было довольно светло. Каменный стол и два таких же стула стояли в самом центре. Выглядели не слишком удобно. Метроном на столе отстукивал мерный скучный ритм в висках титана и походил на стук собственного сердца, который он слышал в звенящей тишине все годы своего заточения. И то только в своей голове. Раздражало.
[indent] — А ты попробуй не сдохнуть раньше чем вытащишь нас отсюда, идёт? — титан беззвучно хмыкнул, будто зря потратил время, произнося очевиднейшую вещь в мире. Следовавшая за этим шутка от Гермеса не вызвала у него ровно никаких эмоций. Тифон лениво хлопнул в ладоши три раза. — Браво. Я сейчас взорвусь от хохота.
[indent] Неприкрытая ирония легла на поверхность стола, за который уселся бог, словно скатерть. И, словно саван, накрыла Гермеса. Монстр обошёл его и осмотрелся. Оказавшись у двери, он попытался толкнуть её (в конце концов у этой двери не наблюдалось ручки), после чего проворчал: "Ну, конечно. Мне обязательно было это делать?". Потерпев неудачу с дверью и вернувшись к столу, Тифон сел напротив напарника.
[indent] — Какой скучный у неё сон. А ведь снаружи явно что-то есть, — от него не укрылись и звуки, доносившиеся откуда-то из-за стен этого куба, и то, что в помещении становилось теплее. В конце концов титан, повелевающий пламенем и магмой хорошо улавливал изменения температур. Но нужно было думать, как отсюда выбраться. Он предложил бы просто попробовать пробить эти стены, но щёлкающий отвратительный звук метронома мешал сосредоточиться. Тогда титан поднял руку и осторожно начал двигать раздражающее устройство к краю стола, сталкивая его в итоге, словно вредный кот. Метроном разбился о пол с оглушающим звуком, разносимым по пространству непонятно откуда взявшимся эхо.
[indent] — Эта херня меня раздражала, — объяснил свои действия монстр.

Трактирщик определенно выдохнул с облегчением, когда легкий допрос перешёл в рутинную для него беседу.
- Звучит, чудесно. -Улыбнулась беловолосая чародейка, наличие комнаты было прекрасной новостью и ключ практически мгновенно оказался в изящных девичьих пальчиков, да и перспектива мясного рагу была крайне заманчива (особенно, когда его не пытаются сделать из тебя).- Буду в зале, благодарю.
Странница уже собралась направится к свободному столику, как осознала одну вещь: трактирщик сказал об одной комнате и ключ дал только один, хотя о постое спрашивала и эльфийка.
- Постойте, а свободна только одна комната? - Поспешно обратилась она к мужчине.
- Боюсь, что да. Их всего-то четыре, у меня маленькое заведение. В двух ремонт, одна уже занята, так что придется вам с подругой одну на двоих делить. Но не беспокойтесь, она достаточно просторна, да опрятна. - После этих слов он отправился на кухню.

Девушка ненадолго застыла обдумывая услышанное и поймала взглядом вторую путешественницу, но первой обратилась та.
-  Меня зовут Морфида, рада знакомству. - Улыбнулась белокурая чародейка.
-  С удовольствием, сытный ужин и приятная компания только скрасят вечер после длительного путешествия. К тому же... - Морфида смущённо запнулась запустив пальцы в волосы, но быстро спохватившись убрала и тихо кашлянула. - Судя по всему нам и комнату одну на двоих делить. Это не стеснит вас?

Уже вдвоем они отошли от барной стойки в зал где к счастью нашелся свободный столик. Морфида мысленно отметила, что когда она заходила сюда местных жителей стало несколько меньше, но без порции любопытных взглядов следопыт и чародейка не остались. Последняя тихо хмыкнула понимая, что о них уже вся деревня в курсе и визит к старосте (и к кому угодно ещё) не станет сюрпризом.
Девушка думала, что владелец таверны лишь отдаст распоряжение на кухне, но к её удивлению почти сразу трактирщик лично принес на подносе две тарелки с мясным рагу, а за тем к ним на стол добавилась новая кружка эля и кувшин с травяным отваром после чего вернулся на своё место.

Беловолосая девушка вдохнула аппетитный аромат и вооружившись вилкой сняла пробу.
- Весьма недурно. - Довольно улыбнулась Морфида, впрочем, пожалуй этого и следовало ожидать учитывая, что в основном  сюда заходили местные жители и вряд ли они продолжат это делать зная, что кухня дурна.- Надеюсь, что проблемы в этой деревне не связаны с открывшимся порталом в бездну.
Девушка поморщилась, учитывая, что  подобные порталы имели свойство расширяться (не без участия исконных обитателей) это грозило обернуться большой бедой далеко не только для этого поселения.

- До вас тоже дошли вести о странностях, что творятся в этих землях? - Полюбопытствовала девушка, конечно  велика вероятность, что да, но не стоило сбрасывать со счетов и то что эльфийка могла просто проезжать мимо и остановится здесь по чистой случайности.

Чародейка сделала глоток отвара чувствуя яркие ноты мяты, ромашка, мёд и лёгкая горечь... Девушка задумалась определяя какое растение могло дать этот привкус и тихо хмыкнула.
- Если вы не будете против, то мы можем провести это маленькое расследование вместе. - Тихо продолжила чародейка, дабы чужим ушам было сложно разобрать, что-то конкретное.. Да, это было довольно прямолинейно, но она не видела сейчас причин ходить вокруг да около подобно лисе вокруг курятника.- Думаю нам обоим это может пойти на пользу - кто знает с чем предстоит столкнуться. Да и вместе веселее.

На последних словах чародейка лучезарно улыбнулась и, пожалуй, в этот момент не выглядела  серьезно и представительно.

[indent][indent]в доме мортонов воздух разряжен неодобрительным молчанием // крушением чужих ожиданий  [ коих джемма не оправдала ] . вместо бостона она отправится в пасадену. восточное побережье сменит на западное, затеряется в гуще пальм и ореолах неона. возможно, впервые попробует травку  [ не_невозможно, а точно ]. настоящую, не обремененную медицинскими ярлыками. посмотрит на россыпь звёзд у океанского берега и наконец ощутит долгожданную свободу. больше никто не сможет натянуть поводок // одернуть. первая часть плана побега вот-вот станет явью.

[indent][indent]джемма не успевает переодеться во что-то менее формальное. домой забегает только закинуть тяжелую сумку с хоккейной экипировкой и забрать разномастные купюры мелкого достоинства из заначки. на вечеринках нельзя расплачиваться карточкой или сотнями. особенно на школьных по случаю выпускного. мортон пересчитывает деньги по третьему кругу, так и не удосужившись запомнить точную сумму. делит на две части, пряча во внутренних карманах пиджака. в родных стенах она крадется подобно вору, прислушиваясь к каждому шороху. сегодня не тот день, когда джемма способна выдержать хоть какой-либо контакт с семьей.

[indent][indent]она выходит слишком заранее, поэтому предпочтение отдает пешему маршруту до назначенного дома. вечеринка планировалась с апреля. друзья, которых мортон предпочитала окрещивать нейтральным  « п р и я т е л и » , тщательно отбирали место // людей. за несколько дней поступила рассылка об идиотских конкурсах, запись в которые обязательна. джемма не сразу разобралась в белиберде из комбинаций цифр и букв. она словно в «голодных играх» — таких же нелепых и беспощадных.

[indent][indent]— что за чертовщину вы устроили? — у мортон отсутствует чувство такта. беспардонно ворваться в процесс завершения подготовки для неё будничное дело, не требующее пометки в ежедневнике. — я еле разобралась. и то нет уверенности, — она падает на диван под холодные потоки воздуха кондиционера. с нескрываемым возмущением демонстрирует экран смартфона, открыв письмо с шифром. — вам что по пять лет?

[indent][indent]приятели джеммы привыкли, что от неё не дождаться « привет // как дела? » . сразу бьет в цель, лишая всех тактичных прологов. сегодня никто в укор дерзости не ставит. благодарить или винить стоит алкоголь, шлейф которого окутал не только чужие силуэты, но и наполнил своим этиловым ароматом зал.

[indent][indent]— дж-джемма, — у дилана зуб на зуб не попадает. стекленеющий взгляд вызывает у мортон насмешку. — будет весело. всё придумала марлен. доверься ей, она знает толк в развлечениях, — пошатываясь к барной стойке, парень пополз  [ скорее поплыл ] за добавкой.

[indent][indent]— если ты всё это устраиваешь ради... — джемма застывает на месте с открытым ртом. — no. fuckin'. way. — улыбка на грани истерии ползет в уголках губ медленно, почти незаметно. — вы и так станете королем и королевой школы. если только ты не... — мортон вновь осекается. — да ладно...?

[indent][indent]озвучивать вслух факт влюбленности марлен в кого бы то ни было — странно. девушка, чья жизнь расписана вплоть до университет // первый ребенок // второй ребенок // переезд в дом с мужем и так до гробовой доски, хлопочет по дому и своими руками завершает приготовление вечеринки. она контролировала свою жизнь настолько, что буквально срежиссировала сближение со своей жертвой  [ иначе и не назвать того, кто оказался в радиусе интереса ] . если между злым и пубертатным гением выбор пал бы на первую опцию, тонтон обзавёлся бы своей звездой трукрайма в лице марлен.

[indent][indent]джемма ловко уворачивается от вопросов про чувства и горечь от ошибки выбора своего первого романтического опыта. гости стремительно заполняют дом и задний двор, слышатся всплески и визги со стороны бассейна. все ждут наступления темноты, но солнце, как назло, уползает медленно и нехотя.

[indent][indent]— м-да, марлен. ты бы ещё выбрала день солнцестояния для такой вечеринки, — за спиной мортон прокатывается волна неуверенных // приглушенных смешков пока она запивает удачный выпад джин-тоником.

[indent][indent]среди гомона будто слышится знакомая усмешка. наглая и самоуверенная. джемма хмурится, сетуя на собственную надуманную шизофрению, но всё же медленно оборачивается в поисках той, кому она могла принадлежать. в толпе  ж е л а е м ы й  силуэт не находится, так и оставшись кентервильским приведением  : :  терзающим, никогда _ никуда не исчезающим.

[indent][indent]в самый неожиданный момент свет гаснет резко. музыка сменяется недовольным гомоном на момент-другой. ровно до момента пока марлен не берет поводья в свои руки. подсвеченная стробоскопом, она вещает в микрофон не хуже ведущих ufc.

[indent][indent]— пару дней назад вам на телефон поступил шифр. буква обозначает цвет. цифра обозначает комнату. у каждого своё испытание. мои наблюдатели доложат кто справился с заданием, а кто нет, — в последние слова марлен вкладывает слишком легко читаемую интонацию.

[indent][indent]реакция не заставила себя долго ждать. одобрительное улюлюканье пронеслось холодной щекоткой по стенам дома, от чего вибрацию можно уловить в клетке рёбер. мортон так и осталась ждать пока все разбредутся и станет легче дышать.

[indent][indent]— если это какая-то подстава, я приду на выпускной в джерси и клюшкой наперевес, — пригрозила джемма, сверяя свой шифр с импровизированной картой. — библиотека? серьёзно?

[indent][indent]неодобрительно покачав головой, она выдвинулась в сторону комнаты, служившей вместилищем знаний. стоило марлен сказать намного заранее, что их с дейзи тайные встречи ни к чему не привели. на двери стояла маркировка, как и в письме. неуверенно толкнув дверь плечом, мортон провалилась в комнату, погруженную в тьму с одинокими источниками теплого света. у одной из стен стоял кто-то в черном балахоне с карнавальной маской на лице. очередной воздыхатель марлен, знающий, что рассчитывать не на что, но всё равно помогающий ей ради редких моментов её присутствия рядом.

[indent][indent]— так, не подходи, — джемма выставила руки вперед, не постеснявшись добавить в голос нот предостережения.

[indent][indent]— назови пароль, чтобы я пропустил тебя дальше, — робкий голос не соответствовал высокому росту // комплекции парня.

[indent][indent]— пароль — скажи марлен, что я всё сделала, — съязвила мортон, не понимания, чего от неё хотят.

[indent][indent]— мне нужен пароль, иначе придется покинуть вечеринку, — попытка распрямить плечи ему не помогла, но вероятность вернуться домой сейчас пугала джемму, как никогда.

[indent][indent]— зануда, — буркнула она. как только парень сделал ещё шаг вперед, мортон вновь выставила руки перед собой в попытках снизить накал, который она сама же и распалила. — да всё-всё. зеленый огонёк. пароль — зелёный огонёк, — предположила джемма, обратив внимание на то, что единственной книгой на столе был «великий гэтсби», как и единственными источниками света оставались лампы с зелёными плафонами.

[indent][indent]— твоя задача выбраться из тайной комнаты до наступления рассвета вместе с напарником. выход только один. в случае, если вы застрянете или выйдет кто-то один из вас, вся школа узнает твой самый страшный секрет, — парень наклонил вперед бюст джорджа вашингтона, ютившийся на полке, и открылась дверь, спрятанная в стеллаже.

[indent][indent]— м-да. твой-то секрет, кажется, давно и не секрет вовсе, да? — процедила джемма, направившись в указанное место. — дряньство, марлен, я тебе припомню, — продолжила сыпать проклятьями мортон под звук закрывающейся за спиной двери. единственным спасением в кромешной тьме мог бы стать фонарик на телефоне, но стоило ей подсветить пространство, как перед ней резко вылезла застывшая в ожидании фигура лоры рикман. неясно, что было громче  : :  визг джеммы или звук упавшего на каменный пол телефона. — твою ж налево! рикман! твоё задание довести меня до инфаркта?! не поздравляю, ты не справилась, — мортон картинно схватилась за сердце, приводя дыхание в порядок. — кажется.

[indent][indent]она прильнула спиной к стене, как перед глазами поплыли цветные крупицы конфетти.

Был бы единственной надеждой на продолжение рода, но повезло с братом.
Платья, туфли, эпатаж — этот город вечность наш.
Про вечность сказано не зря — вампирская кровь берет свое. Брать пытался и Каразин, но зубы тупые, сам тупой и ум короток.
Наряды в этой семье в первую очередь к лицу ему, во вторую матери, в третью он получал на орехи потому что "Феликс, опять?!"
Однажды заигрался — и, что удивительно, даже в этой ситуации оказался в выигрыше. Выигрыш звали Великим Князем. Ну, ой?
Шутки кончились в апреле 1917 года, но отплытие спасло их, подарило новую жизнь пусть и вдали от родины — они создали свой мир, уголок родины там, где было возможно. Спасся и Великий князь...

"Временно я остановился в «Ритце». В первый вечер в гостинице, чтобы заглушить тоску, стал напевать под гитару и вдруг услыхал стук. Стучали в дверь, смежную с соседним номером. Я решил, что мешаю кому-то, и замолчал. Стучать продолжали. Я встал, отпер дверь, открыл... на пороге стоял великий князь Дмитрий. Я не виделся с ним со времен Распутинского дела, когда стерегли нас с ним денно и нощно у него во дворце. Мы не знали друг о друге ничего, пока он не услышал за стеной лондонского гостиничного номера мой голос. Мы так обрадовались встрече, что проговорили до утра."

Пост от любого вашего персонажа
С каким бы удовольствием Феликс заперся бы у себя и меланхолично перебирал бы письма, ленты, и прочие мелочи, с юношества хранимые им после свиданий с великим князем, но — увы, ему, которому вот вот уж открывались двери в Дружину, нельзя было попросту отмахнуться от дел, поручаемых ею. Очередная ссора на пустом, очередное болезненно бьющее по Феликсу молчание, с этими взглядами с того конца залы — а что, собственно, такого Феликс сказал? Брак великолепная ширма, в конце-то концов, Дмитрию так же найдут жену, пусть они дружат, а им двоим в этом мире уже никто не станет чинить препятствий! Ирина девушка набожная, скромная, не глупая самое главное, не истеричка, уж она-то поймет и они придут к договоренности, которая устроит всех. Дмитрий же... Шкатулка полетела в стену, а Феликс — к Свечникову, разгонять, что называется, тоску. Из записки мало что было понятно, но тем лучше, можно будет накричать на Владимира, а то и уйти, сыграв оскорбленную княжну. Хотя нет, Свечников член Дружины, а у Ликса аж клыки чесались, так хотелось туда попасть.

...о том, что надо бы нарядиться во что-то поприличнее рубашки с широкими рукавами, штанов да бусиков, Юсупов вспомнил когда оказался нос к носу, с... кем-то. Очень то ли утомленным кем-то, то ли недовольным кем-то, короче, картина маслом, даром что просроченным, и только Свечников вежливо улыбался, отчаянно пытаясь держать лицо и не дать глазу задергаться.
— И вам, и вам, — скомкано отзывается Феликс, доставая такую же как его приветствие, скомканную записку, протягивая Свечникову. — Мне предписано выйти в люди с вашим протеже, однако можете передать им, что сделаю я это по своему. Практически все они гвардия старая, я же... молодая кровь, и лучше знаю, как эпатировать, а еще лучше эпатировать не переступая границ, навязанных нашим безусловно прекрасным, местами, высшим, по большей части, обществом. К чему я это? — Феликс оценивающе оглядел своего вынужденного знакомца, постучал пальцем по ярким своим губам, и кивнул скорее сам себе, чем им двоим, — Оденьте-ка вашего мальчика, но не к посещению оперы, нет, туда я поеду сегодня один. Посплетничаю тут, покривляюсь там, все будут ожидать его появления, особенно вампиры, но окажутся разочарованы тем, что не увидят и мельком. А вот на балу после!
Глаза Юсупова, бедностью фантазии не страдавшего, горели огнем — ему ли, в самом деле, было не знать, как удивлять и заинтересовывать. Меланхолия давно прошедшего утра, с которой он ехал сюда, снедаемый желанием страдать и убиваться, сгинула будто не его шкатулка лежала сейчас молчаливым свидетелем в углу комнаты Феликса. Князь захлопал в ладоши, и почти что урчал довольным котом.
— Вот на бал пусть явится, и так же с опозданием. Кинусь к нему, повинюсь что позабыл дома перчатки а он был так мил, что вернулся за ними и умудрился еще и матушку мою встретить, не мог не уважить и не посидеть с нею за чаем... В общем. Это нюансы. Императорского дома там буду только я, никто и не посмеет что-то пискнуть. Хотя с Александром Константиновичем Бенкендорфом не угадать, право слово, но даже он должен нам подыграть, он, в конце концов, потомок члена Дружины, СанХристофорыч, интересно, как поживает... Я отвлекся. В общем, одевать мне его некогда, еще самому опаздывать надо красиво, поэтому все все поняли, начинаем!

Ликс послал воздушный поцелуй Свечникову, и умчался, намурлыкивая себе под нос "Боже, царя храни".
Что-то подсказывало юному князю, что не все так просто, что-то не сходилось, и нет, дело было вовсе не в этом субтильном протеже, чье имя Ликс даже не потрудился запомнить, и даже не в Свечникове. Но пока он не понимал, а не понимать Сумароков-Эльстон не любил — дурака из себя делать мог только он сам и никто более.
Но об этом он мог подумать и позже, а пока следовало как можно скорее нарядиться, времени было не то, что в обрез — его вообще не было, никто ж не ожидал, что Феликс приедет, расскажет что кому делать и так же унесется обратно.
Не смотря на собственные сборы, Феликс опоздал в самом деле не нарушая приличий, практически. Никто ему даже прибудь он под самый финал, ничего не сказал бы, если уж быть честным, но у Феликса были дела, и их нужно было делать, и делать в ближайшем антракте. Сплетниц и сплетников на таких мероприятиях всегда было предостаточно, так что выполнить задуманное князю не составляло ни малейшего труда, тем более он понимал — дружина наблюдает, и нельзя было ударить в грязь лицом. Юсупов порхал между высокопоставленными гостями, больше привлекая внимание их жен, нежели их самих — что можно было ждать от мужчин, когда женщина вернее поделится с подругой появлением в их обществе нового кавалера. У многих дочери, чьим пристройством в основном занимались матушки, на них Феликс делал ставку в том числе. И она сыграла — шушукания не прекращались даже когда все снова расселись по местам, и князь, довольный придумкой, тихо ускользнул, намереваясь перекинуться с оставшимся дома Бенкендорфом в карты, прежде чем все гости отправятся к Александру Константинычу на бал. У этой идеи был и практический смысл — если вдруг меланхоличный протеже вдруг решит ослушаться и явится чуть ли не ДО первых карет, Феликс будет тут как тут и устроит ему по первое число.
Оставалось надеяться на то, что Свечников еще раз его проинструктирует, и проблем с этим, зачем-то покусанным, не будет.