Я все еще помню шелест длинной травы, что ласкала своими стеблями ноги, которые были усеяны небольшими синяками и ссадинами от частых вылазок на прогулку. Стоит закрыть глаза и все еще чувствую пряную свежесть, что исходила от благодатной почвы бескрайнего поля, и эти яркие медовые лучи солнца, от которых приходилось то и дело щуриться, прикрывая обзор черными длинными ресницами.
Тогда шел 1882 год, лето 16 июня, Франция.
Мы жили в паре часов от Парижа, если ехать в кибитке, запряженной парой лошадей. В то время это было не так далеко, но и не так уж близко, чтобы собственным ходом добираться до шумного городского пространства, где технический прогресс и невероятное богатство существовали бок о бок с нищетой, какую трудно вообразить современному человеку. И родиться в это время с золотой ложкой во рту — означало выиграть у самой жизни в лотерею. Ни я, ни мои братья с сестрами, никогда ни в чем не нуждались. Мы получали отличное образование, всегда были сыты и одеты в самые лучшие одеяния.
Однажды отец получил отличное предложение, от которого не смог отказаться и мы всей семьей отправились в совсем другие берега нового света в Новый Орлеан. Честно признаться — покидать родные земли совсем не хотелось. И сама мысль о том, что, вероятно, сюда мы больше никогда не вернемся — заставляла сердце болезненно сжиматься и обливаться кровью. Я любил всеми фибрами своей души эти прекрасные зеленые луга, усеянные ароматными цветами, эти высокие величественные деревья, что своими кронами, утяжеленные листвой, стремились к прохладной речушке, в которой я не раз совсем маленьким бегал босыми ногами. Кроме того, перед самым отъездом я знатно поссорился с отцом и даже думал обманным путем остаться. Я был влюблен и мое юное сердце сгорало от любви. Тогда еще я даже не был уверен взаимны ли мои чувства, потому как по всем параметрам они были низменны и парадоксальны. Мне казалось, что это происки тьмы и, вероятно, я недостаточно молился перед сном, раз все внутри меня порхало и тревожилось при виде моего учителя по верховой езде. День за днем я всячески пытался найти себе объяснение, что такое влияние этот мужчина оказал бы на любого, кто бы с ним познакомился, потому как он бесспорно был красив, умел себя преподнести, он был не только отличным слушателем, но и по истине обладал редчайшим даром красноречия. Не раз я замечал, как замираю едва ли не с открытым ртом, покуда он что-то рассказывал и всякий раз ждал нашей новой встречи. Я еще не понимал тогда, что это действительно влюбленность, что мне, действительно, нравятся мужчины и совсем не привлекают женщины. В этом обществе я должен был быть благовоспитанным молодым человеком, гордостью отца, что не покривит душой, рассказывая кому-то о своем сыне. Однако, чем больше я отталкивал мысль о своих предпочтениях, тем все более явственно сталкивался с навязчивыми идеями. Но на тот раз эти идеи не привели ни к чему, ибо я так и не набрался силами, чтобы признаться учителю в своих чувствах, покинув земли с разбитым сердцем, в памяти храня дорогой мне образ, что не раз зарисовывал в своих тетрадях.
Новый Орлеан открылся перед нашей семьей – буйством самых разных возможностей. Отец заполучил впечатляющую площадь прибыльных на то время плантаций с сахарными тростниками. Мы поселились в одном из самых прекрасных поместий с элементами креольской архитектуры (стиль, сочетающий в себе французские, испанские и карибские веяния, однако адаптированный к жаркому и влажному климату). Я впервые в своей жизни столкнулся с тем, как варварство прекрасно преподносится под маской нормы, где белый цвет кожи выигрывает и доминирует над более смуглым или черным. Еще никогда в жизни я не видел, чтобы люди становились всерьез чьими-то рабами, чтобы ими управляли на уровне скота. Мой отец не гнушался новых правил и ловко вписывался в общество довольно состоятельных групп людей, с которыми поддерживал деловые отношения. Наш дом полнился разной прислуги, в том числе здесь были и рабы, которые работали на плантациях в поте лица и за любое непослушание становились наказанными надсмотрщиками. Мне искренне не нравилось такое отношение к людям, поэтому в тайне от отца и в тайне от надсмотрщиков, я делал все возможное, чтобы облегчить жизнь этих людей. Так я узнал много больше о том, какие песни поют «рабы», как они проводят в последний путь своих родных и близких, какие совершают обряды, во что верят и на каких землях жили прежде. От них я также узнал – что для них прежде означала свобода. Так вышло, что, будучи очарованным новой культурой и новыми историями, я вновь влюбился, но теперь уже в раба этой системы и связь эта могла быть исключительно тайной и запретной. Должно быть из-за эмоций и ярких чувств, которые я переживал на тот момент, к своему несчастью не углядел за мной слежки и отец прознал не только о том, что я помогаю несчастным людям на наших плантациях, но еще завел роман с одним из них. Ненависть и ярость отца, направленная в мою сторону – была сокрушительной. Еще никогда в жизни я не видел его таким жестоким и таким отчаянным. Он грозился прострелить мне или «этому нигеру» голову, если же я своими руками не предам ударам плетью мужчину с которым спал. У меня не было выбора. Однако я до сих пор с содроганием вспоминаю весь тот ужас, что мне довелось пережить. Я хлестал тело возлюбленного на глазах его близких, что не выдерживали такого зрелища и отворачивались, а кто-то даже падал в обморок от увиденного. Его мать не могла спрятать слез, и я был уверен – проклинала весь наш род.
Коко Дюкетт – так звали мужчину, которого я терзал плетью до беспамятства, в надежде, что гнев отца поубавится и я смогу обработать каждую рану, каждый ушиб после. Однако, отец распорядился иначе – приказав своим надсмотрщикам избавиться от него. Так, ближе к позднему вечеру, когда я шел с бинтами и мазями к Коко, я выронил все из своих рук, обнаружив болтающееся тело мужчины на прекрасной и могучей магнолии. Добрейшей души человек, прекрасный Коко, что всегда был полон сил и энергии – сейчас безвольно висел на крепкой веревке и ветер, что раскачивал его, лишь доносил до слуха глухой скрежет смерти. Этого не должно было произойти, я всем нутром чувствовал высшей меры несправедливость, однако не мог положить конец всем этим кошмарам.
В тот поздний вечер я чувствовал, что нечто важное внутри меня умерло навсегда. Что-то переменилось, однако я еще не до конца понимал – что именно. Я попросил кучера доставить меня до города и там я еще долго блуждал между одного бара в другой – напиваясь до беспамятства, затем, будучи совершенно пьяным я шел бесцельно куда-то в сторону окраин городского пространства, совершенно не думая о своей безопасности или о том, что какой-нибудь бродяга нападет на меня, чтобы ограбить. Мне было все равно. Вероятно, я и хотел навлечь на себя беду, лишь бы не вспоминать тело, висящее на дереве, лишь бы не возвращаться обратно.
Так я и встретил его – истинного дьявола во плоти. Он был тем самым хищником, что крадется позади, выслеживая свою жертву, он был самой тьмою, что укроет вуалью и навсегда уложит в вечный сон. Он подхватил меня под талию, словно заботливый любовник и склонив над землей в подобии танца задал один животрепещущий вопрос, на который я бы наверняка ответил бы иначе, если б не пребывал в том состоянии, в котором был обнаружен.
— Готов ли ты повстречаться с самой смертью, раз забрел сюда?
— Смерть на моих руках, а потому не боюсь ее.
Не знаю почему, но этот ответ заинтересовал таинственного незнакомца, и с того самого момента он начал еще глубже проникать в укромные уголки моей жизни. Как в последствии выяснилось, этот мужчина уже давно обратил внимание на нашу семью и сам являлся весьма известной личностью, что время от времени устраивал громкие вечеринки едва ли не на всю прекрасную улицу французского квартала. Тогда он позвал меня разделить с ним веселье и забыться ото всех бед, которые я испытывал прежде, потому как с его слов — «было бы весьма прискорбно, если б такой молодой человек канул в небытие где-нибудь в подворотне или на болотистых окраинах в пасти хищных аллигаторов». И я поддался его убеждению. Меня не пришлось долго уговаривать. Так начался мой новый роман, в котором я открыл для себя много нового и немного забылся после произошедшей трагедии с Коко. Теофиль Метивье* — так звали светского льва, который ничего и никого не боялся, всегда жил на широкую ногу и души не чаял в тех, кто умел передать свои мысли при помощи кисти или музыки, но при этом и сам был весьма талантливым, умным и довольно легко привлекал к себе внимание, а также общественную симпатию. Тео стал частым гостем в нашем доме, а иногда и вовсе останавливался в одной из гостевых комнат. К моему величайшему удивлению, он смог завоевать доверие и уважение моего строгого отца, представляясь хорошим другом, а также отличной версией для заключения партнерских отношений. Вместе с тем, отец продолжал меня терроризировать, заставляя жениться на одной из богатых особ, что, по его словам, положили на меня глаз. Я понимал, что это скорее всего неизбежно, да и Тео точно бы не был против, уверяя, что ни одна женщина не сможет отбить меня у него, так к чему ему тревожиться, более того, он находил в этом нечто занятное. Так мне подобрали невесту и все готовилось к нежеланной свадьбе, как вдруг в нашем доме впервые за все время произошел бунт среди рабов и разыгрался сильнейший пожар. Языки пламени так быстро охватили здание, да и ненависть со стороны темнокожей прислуги была так сильна, что многих братьев и сестер ожидала незавидная участь – стать жертвой, если не огня или острого ножа, так отравы, подсыпанной в пищу. Паника и множество смертей – породили новый кошмар в моей жизни. Лишь только Тео являл собой спокойствие и тогда он впервые раскрыл мне свою истинную личину, обнажил клыки вампира, что впились мертвой хваткой в одного из рабов, что вознамерился и на меня напасть. Тогда Тео и обратил меня, получив мое согласие последовать за ним.
Лишь только пара братьев и младшая сестра уцелели в ту роковую ночь. Теофиль Метивье помог устроить их жизни, а также помог разобраться с наследием моего отца, наняв хорошего юриста, который разобрал все необходимые документы, подтверждающие, что я являюсь одним из законных наследников его крупного состояния. Мы покинули эти земли и еще долгое время путешествовали вместе, понимая, что рано или поздно моя родня начнет замечать, что время ничуть не изменило меня или Тео, что было бы весьма странно и даже пугающе. Однако я ни на минуты не забывал о своей семье и время от времени возвращался, чтобы тайно наблюдать за тем, как они меняются, как подрастают их дети.
Новая жизнь вампира давалась мне не без труда. Я понимал, что это мой выбор и что теперь предстоит прожить жизнь преимущественно в ночи, не видя солнца, если только не доведется повстречать артефакт, оберегающий от проклятья, обжигающего медовыми лучами. Бывали моменты, когда мы ссорились с Тео и снова мирились на почве нашего личного выбора по пропитанию. Я старался не трогать невинных, лишая жизни исключительно преступников или тех, кто вредит обществу, не наблюдая ничего искушенного в том, чтобы поиграть вдоволь с той или иной жертвой просто потому, что это весело, что не скажешь о Тео. Он был по-настоящему опасным убийцей, что мог играть с эмоциями других и находить в этом нечто забавное. Со временем он становился точно бы еще более искушенным, и я подумывал о том, чтобы уйти, если это не прекратится. Тогда он становился сам не свой и грозился сделать мою жизнь невыносимой.
Я любил его, но не мог примириться с его выбором, с его совершенно дьявольской натурой – ходить по головам и манипулировать эмоциями. И однажды я нашел способ затеряться, хоть это и далось мне с трудом. Наши нити были оборваны, а меня ждала совершенно новая жизнь, в новом мире. Пожалуй, нет ничего лучше, чем вернуться к истокам, быть может он не догадается искать там, где мы впервые встретились, но даже если и отыщет меня по следам, то мне найдется что сказать ему при встрече.
-----------------------
О способностях вампира и их силе:
Физическая мощь — ввиду того, что преимущественно вкушает кровь из пакетиков, то сила его чуть больше человеческой, но не сильнее новорожденного вампира, несмотря на то то, что уже перевалило за сотню.
Гипноз — неплохо справляется, однако чувствует после использования своей силы некоторую усталость и головокружение.
Тёмное очарование — тут уж больше зависит от него самого и от личного восприятия того или иного человека\существа.
Регенерация — несмотря на прочие мистические способности, регенерация на уровне, не жалуется.
-----------------------
дополнительно:
рост: 175 см
сложение: астеническое
Кровь приводит в особенный восторг и наслаждение. И можно даже подумать, что одной только крови ему достаточно, дабы утолить свои аппетиты. Между тем, если говорить о сексуальных предпочтениях, то те достаточно специфические, можно приписать к проявлению сексуальных девиаций. Любит ощущать боль во время секса и боль в принципе, это его заводит. Свое предпочтение отдает мужчинам, которые исполнят доминирующую роль. Уважает и находит привлекательными людей начитанных, обладающих красноречием, а также тех, кто полон энергии и животного магнетизма.
Старается избегать убийств невинных, и убийств в принципе, но если такое и случается, то определяет в свои жертвы преимущественно преступников или зловредных существ по обстоятельствам. В реалиях этого мира чаще прибегает к пакетикам крови, может также с наслаждением испить крови в рамках нежности, естественно, не до летального исхода.
Казалось бы, ввиду своего стройного сложения с тонкими гибкими кистями не сможет и за себя-то постоять, однако, это не совсем так. Обманчиво хрупкий, но довольно прыткий и не на шутку убийственный в своем собственном роде.
Прекрасно рисует и владеет разными техниками в своем поприще. Неплохо поет и умеет играть на таких инструментах, как пианино\фортепиано, скрипка.
Любит животных, а потому может остановиться подле бродячего пса или кота, дабы почесать тех за ушком или накормить, если затесалась несъеденная сосиска.
Любит все, что связанно с искусством, очень вдохновляют такие места, как музеи, театры, картинные галереи, филармонии и т.д.
Старается не лезть на рожон и всячески старается обходить острые углы.
Может быть острым на язык, но чаще всего внимательный и вежливый, обходительный, можно даже сказать, что в меру добрый.
Был обращен в 19 лет, поэтому несмотря на свой возраст выглядит довольно молодо.