Дорогу до заброшенного поселка Лу не помнила. Перед выездом ее накачали пси-блокатором по самое не хочу, а бонусом еще и надели на голову шлем, не позволяющий ни видеть, ни слышать. Из-за этого она даже понятия не имела, в какую сторону за Периметр ее вывезли. И на какое расстояние. Она знала только одно — это было какое-то особое распоряжение Викария.

Когда вернулась способность соображать, псионичка поняла, что ее движения ничего не сковывает. Она снова может видеть и слышать. Лу повернулась и поморщилась от противного скрипа металлических пружин под собой. Те, кто везли ее, не бросили просто так на пол, а потрудились постелить старый матрас на железную кровать и уложили на него девушку. Какая забота!

Приподнявшись на локте, она окинула взглядом небольшое, практически пустое помещение с голыми стенами из бетона. Рядом стояла несколько проржавевшая металлическая тумба с открытыми полками, а на полу — черная вместительная сумка на молнии. Вполне себе новая. Не делая резких движений, Лу свесила ноги на пол и попыталась сползти с кровати. Действие далось ей с большим трудом, отчего девушка невольно поморщилась. Она протянула руку, негромко зажужжала молния, и ее взгляду открылось содержимое.

— Что за …?  — не удержалась она от нецензурного возгласа, рассматривая консервы и несколько смен белья с одеждой. Еще не пришедшее до конца сознание лихорадочно пыталось подобрать какое-то внятное объяснение происходящему, но у него не получалось. Лу перерыла сумку, надеясь найти там письмо или хоть что-нибудь, что могло бы пролить свет на сложившуюся ситуацию. Но все было тщетно. Она ничего не понимала.

Дни проходили в одиночестве. Монотонно тянулись один за другим и не имели различий. Число, месяц, день недели — Лу ничего этого не знала, могла только оставлять меловые отметки на стене жилого блока. И гадать, что будет, когда запасы еды закончатся. Ее что, отправили на медленную смерть в одиночестве? Но зачем для этого вывозить за Периметр?

Когда ее держали в застенках в Нью-Пари, конвой делал ставки — каким будет ее наказание. Оставят ли ее гнить в маленькой одиночной камере или отправят на вивисекцию? Или просто потом вздернут где-нибудь за городом, а прах развеют над полями? Но не угадал никто. А псионичка до сих пор не понимала мотива этого поступка Викария, хотя из раза в раз прокручивала в голове все возможные рациональные варианты.

«Что же ты задумал, урод? Почему не убил, как Йонаса, Ирму и Тому? Как Кея и Даниэль? Как Иво? Почему не отправил на вивисекцию?»

Лицо Лу исказила гримаса из смеси боли и ненависти. Может, он хотел для нее именно этого? Чтобы она до конца своих дней корила себя за те слова, которые ее заставили произнести на камеру перед казнью друзей? Чтобы испытывала вину за то, что у них ничего не получилось? И все же эта версия не давала ответа на вопрос: почему именно заброшенное поселение за Периметром.

«Сука! Ненавижу!»

Утром очередного дня Лу оставила на стене возле кровати четырнадцатую по счету палочку и перечеркнула ее горизонтальной линией. Две недели прошло, и запас еды, как его не растягивай, подходил к концу. Она вышла на свежий воздух и взглянула на чистое голубое небо, в которое упирались верхушки высоких деревьев. Царящую вокруг тишину вдруг нарушил крик стаи птиц, взвившихся одномоментно вверх. Псионичка повернула голову, провожая взглядом встревоженных пернатых. В той стороне пролегала дорога. Вернее то, что от нее осталось.

— Billie J. Abernathy? What a moron name for a woman
— Have you seen her?
— I wish i never did

В офисе страшно холодно. Несмотря на то, что за окном сияет почти что летнее солнце, непонятно откуда взявшийся сквозняк пробирает до костей. Мартин сидит перед кабинетом мистера Гамильтона, читает свежий дайджест новостей за сегодня и мысленно репетирует речь. Не даром же напросился к нему перед официальной встречей.

"Сэр, она же фирменная сука — любой профайлер Бюро вам скажет об этом."
"Сэр, вы же понимаете, что у неё совсем нет опыта работы в нашем отделе."
"Сэр, вы настоящая сволочь, раз поступаете так со мной."

— Мистер Веллик, — всегда казалось странным, что даже в ФБР у боссов были секретари. Чтобы ты сидел перед чужими офисами как идиот, а не в меру раздражающей своим формальным спокойствием голос какой-то бабёнки будет напоминать тебе о твоём месте. Сиди и жди. Сиди и проглатывай это. — Мистер Гамильтон готов принять вас на несколько минут. Не желаете...

— Спасибо, Молли, — Мартин ненавидит Молли. Потому что она всегда ставит встречи в самое неудобное время. Потому что любит звонить и, не дожидаясь и нескольких секунд, сбрасывать, чтобы потом заявить: "Я звонила, а вы не взяли". Тупая сука. Любой идиот знает, что нужно подождать минимум десять гудков. — Приготовь мне кофе. Bonsoir.

Кабинет Гамильтона до странного пуст. Он уже готовится к пенсии своей, поэтому старается лишний раз не захламлять ничего лишним. Хотя в былые деньки на столе лежало столько папок, что было невозможно разглядеть его седую макушку. Он любил подолгу перечитывать все эти бесконечные папочки, отчёты и рапорты и чёрной гелевой ручкой подчеркивать слова или писать комментарии. Так, что на обратных сторонах листа всегда оставался едва заметный след от чернил.

А еще он ел выпечку не руками, а десертной вилкой. Всегда. И может кто-то разглядел бы в этом элегантность, но Мартин в этом видел в этом слишком пошлую женственность для человека его статуса.

— Мартин, я знаю, о чем ты снова хочешь поговорить, — в этих очках и с подбородком, почти прижатом к груди, Гамильтон напоминает некую отцовскую фигуру. Такие у него интонации всегда. И манеры. Что-то на грани строгости и раздолбайства. — Изначально было ошибкой ставить тебя на активную часть задания. Внедрение не подходит тебе для работы.

— Но сэр, — Мартин не садится на стул. Его не пригласили, да и разговор этот начался так, что его наверняка выпроводят через несколько минут. Однако Веллик старается быть сдержанным. Улыбаться. Не моргать с остервенением бешеного быка, а выглядеть спокойным. — У меня уже всё схвачено по всем вопросам. Я уверен, что никто не справится с операцией ▅▅▅ ▅▅▅▅ лучше меня.

— Поэтому я и поставил вас вместе с мисс Абернати, — Гамильтон хитро поправляет очки и щурится, явно пытаясь разгадать истинный настрой Мартина. Нельзя дать ему понять, что он в бешенстве. Что он ненавидит эту глупую седую башку всеми фибрами души сейчас. Будь. Доброжелательным. — Она недавно в нашем отделе. Поэтому ты как никто другой окажешь ей должную поддержку на задании.

— Но почему...

Почему она, а не я. Почему она будет там, а не я. Я.

— Мы опоздаем на сегодняшний бриф. Если захочешь поговорить об этом более обстоятельно, можешь записаться на приём у Молли.

Ебучая сука Молли записывает его на октябрь.

— She is such a bitch
— Why?
— It's all written on her fucking face, dude

Буквы едва рассыпаются под ручкой, когда Мартин конспектирует детали брифа в ежедневник. Где-то посреди этого действа его начинает неимоверно бесить собственная j. Слишком напоминает профиль этой суки, сидящей напротив. Слушает еще так внимательно. Как же бесит.

Кончик ручки протыкает страничку насквозь. Никто этого не замечает, потому что Мартин не подаёт вида. У него неподвижное лицо, а брови едва вздрагивают, лишь когда от Гамильтона поступает новая интересная информация. Например, они решили поменять легенду. Теперь он будет каким-то обжарщиком кофе из Канзас-Сити. Кофе. Невероятно. Ведь самая последняя собака в этом отделе знает, что он его на дух не переносит.

Уродливая капля растекается по странице. Он безэмоционально глядит на неё лишь несколько мгновений, прежде чем продолжить конспектировать дальше. С каждым словом чья-то невидимая рука Вселенной ставит засечки на его светлом будущем. Теперь это задание звучит не как заявка на повышение, а как работа няньки для не в меру неумелого и недоразвитого ребёнка, которого ему нужно будет опекать и поддерживать.

Как же. Омерзительно. И.

— Звучит отлично, сэр, — Мартин снова расплывается в улыбке. Он старается не смотреть перед собой, ведь там сидит эта Билли. Можно ли было придумать соседство хуже? — Хотя я бы на вашем месте уделил больше внимания запасному плану. А лучше планам. Даже не сомневаюсь, что что-то пойдет не так.

Мартин был из тех людей, которые могут послать нахуй так, что ты этого не заметишь, но почувствуешь в глубине своей души. А может и не в глубине, учитывая насколько нереалистично участливой сейчас была его улыбка.

— Billie J. Abernathy, I fucking hate you—