Сила слова воистину была могущественна: она могла убить, защитить, поднять и успокоить мятеж, если нужно, а могла заставить жить или же броситься умирать. Аглая в начале своего пути не сразу поняла эту власть того, что говорила: люди Охемы, лишившиеся своей могущественной императрицы и смертоносной, словно демон, но могущественной военачальницы, блуждали, словно оставшиеся без пастыря овцы. Когда-то она была высокомерна, наивна и думала, что простыми, прямолинейными методами сможет решить ряд проблем — но всё оказалось куда сложнее. Приходилось учиться, параллельно сооружая барьер — чтобы Священный город не поддался человеческим порокам и не окрасился кровью.
Как бы люди со страхом или презрением ни величали её золотокровным тираном, узурпаторшей или всевидящей надзирательницей (каждый раз, слыша подобное, Аглая раньше в ухмылке кривила губы, сейчас — лишь равнодушно, хладнокровно хмыкала).
Разумеется, её явление не осталось незамеченным. Люди Охемы осторожно перешёптывались или даже спорили о том, встанет ли она на защиту пострадавшего оратора. Ожидаемой реакции, что она пожурит лишь принца Кремноса за несдержанность, не случилось — Золотой Ткач выбрала путь не поощрить никого из них и никого не защитить. Она слышала когда-то, что в драке всегда виноваты двое, так чем же отличалась нынешняя ситуация?
— Верно, — Аглая беззлобно усмехнулась. Разумеется, она доверяла Мидеймосу, верила в его благоразумие. Но не могла не сомневаться в его подданных — ведь даже в рядах верных последователей могут быть те, кто способен пойти наперекор твоей воле. Будучи правителем полиса вот уже долгую тысячу лет, она приняла эту истину как данность, и в какой-то степени своим присутствием постаралась лишь затянуть узду на шеях тех, кто в теории мог бы пренебречь приказами своего принца якобы ради его блага, поддаться гневу, посильнее, — я доверяю твоему благоразумию, Мидеймос. Хотя, возможно, некоторые из присутствующих правы: я пришла понаблюдать за происходящим и рассудить, нужно ли вызвать стражу.
Конечно же, вызывать стражу для подобных вещей было бы расточительством; конечно же, стоило бы кому-то вытащить из ножен меч или кинжал, его или её голова мгновенно оказалась бы на земле, а золотые нити — осквернёнными кровью (снова). Желала ли этого сама госпожа консул? Едва ли.
Наконец, когда толпа расступилась, пропуская юного — по меркам Аглаи, пожалуй, — принца, женщина выдохнула.
— Победы, возможно, и остались в прошлом, но использовать преимущества, — Золотой Ткач чуть поворачивает лицо в сторону исполинской фигуры Отца Небес. Кажется, в исследованиях, о которых говорила учитель, упоминалось, что мехагелиос оберегает Охему от чёрного течения, и потому угрозой остаются лишь обезумевшие титаны, способные рано или поздно причинить городу ущерб, — куда разумнее, чем погибать просто так.
Аглая сделала шаг навстречу и протянула принцу ладонь — и в её жесте не было ни капли надменности и высокомерия, лишь доверие к будущему союзнику. Забавно, что именно в этот момент ей вспомнились наставления учителя о том, что порой нужно показывать не только силу, чтобы вызывать страх, но и расположение, чтобы к тебе захотели прислушаться.
К счастью, полубогиня Романтики была хорошей ученицей... по крайней мере, она так думала.
— Победы Охемы ушли в прошлое с последним поражением императрицы Керидры, но это был и последний проигрыш за последнюю тысячу лет, Мидеймос, — напомнила портниха, и взгляд её подёрнутых пеленой слепоты глаз вновь был направлен на златиуса. Возможно, если бы она могла видеть физически, не отказалась бы добровольно от бремени физической целостности ради усиления восприятия благодаря золотым нитям, этот взгляд был бы направлен прямо в глаза. Голос "узурпаторши" был спокойным и почти безмятежным — в какой-то момент даже облитый гранатовым нектаром, некогда популярном в Кремносе, оратор перестал быть ей интересен, несмотря на продолжавшееся возмущение с его стороны.
Но Аглая заговорила, уже не с осторожным доверием той, что собрала под своим крылом златокровных героев, а с бесстрастным тоном властителя этого города. Разумеется, законы гостеприимства казались полубогине Золотого Кокона незыблемыми и священными, но их одинаково должны были чтить и хозяева дома, и его гости. Возможно, когда-нибудь они смогут ужиться, но для начала нужно было хотя бы сгладить прошлую вражду.
— Полагаю, этими словами ты желаешь, чтобы я приняла на себя роль Таланта на один день, и рассудила вас с пострадавшим? Справедливо ли твоё раздражение, или же стоит принести извинения? — взгляд Золотого Ткача был уже более заинтересованным, несмотря на явное желание спрятать эту эмоцию. И, если Аглая была права, то роль судьи она исполнит со всей ответственностью и бесстрастностью.
