[indent] - Весь бар? Как чудесно, с удовольствием выжру весь тут бар и самые-самые дорогие напитки, и буду жрать их, каждый день, а платить за это будешь ты, - продолжала козлить, или же «дышать перед смертью» девушка. А под смертью подразумевалось – ее сегодня будут трахать, долго, интенсивно и в самых разных позах, обыкновенное дело для женщины, но не когда ты еще совсем недавно была мужиком. И уж тем более мысли об анале, так и вовсе заставляли девушку тяжело дышать и выкуривать очередную сигарету. – Тогда, где мои дорогие подарки? Я ведь все-таки дарил…ла, подарки другим шлюхам, деньги и прочие плюшки. А дорогие вина и еда это все идет как само собой разумеющееся из этого заведения. И Боже, куда ты все-таки меня привел? Просто невероятная похабщина и пошлость.
[indent] Все-таки многое зависит от разных точек зрения, от разного восприятия на действительность. Что-то одно воспринимается совсем иначе под иным углом зрения. Совсем иное, совсем не то, к чему человек привык, если на это посмотреть иначе. И Луиза сейчас это по полной ощущало, смотря на иной столик. Где толстый мужик делал сальные комплименты и буквально пожирал глазами параллельно сидящую девчушку с двумя косичками по бокам с нарядом студентки легкого поведения. Было, конечно, мерзко это видеть и представлять как потом этот боров будет трахать эту девчушку. А если так подумать, то было ли у него чем ее трахать? Вид запойного пивного алкаша, у которых как известно уже ничего не стоит. Да и сиськи им не нужны им нужна еще одна кружка Гиннеса или Хофброя. Впрочем, если он ее сюда привел, значит у него таки было чем ебать девушку. И это конечно же сразу представлялась крайне омерзительной картинкой в голове студентки медицинского университета. Мерзость.
[indent] Еще стоит добавить, уточнить платиновая блондинка тут определенно была белой вороной среди всех остальных присутствующих в зале. Слишком консервативно одетая на фоне иных посетительниц или клиенток. Заставляя себя по полной чувствовать себя крайне неуютно в такой шкуре, в таком положении вещей, которые для нее создал ее бывший учитель. Впрочем, насколько бывает бывший, само значение слова. Поскольку бывших учителей, как шпионов или мусоров, они же копы, не бывает. Один раз и навечно, не отмоешься, ну безусловно быть учителем или преподом в этом нет ничего плохого, это весьма почетно и в обществе уважается в отличие от чертовых полицаев. Так что учитель и ученик. Старая песня о главном на новый лад. Когда теперь вместо ученика – ученица.
[indent] - Да, я научился от тебя, любимый мой родной. А ты думал я не узнаю, как меня воскрешать ты будешь? Точнее воскресил? Ты думаешь, я тут только умею шутки шутить, коньяк жрать и баб ебать? Ну…как оказывается не только это. А еще оказывается могу докопаться и до истинных мотивов моего воскрешения, - разговор продолжался насыщаться ядом с обеих сторон. Ровно настолько как козлил учитель, не менее козлила и его ученица. Хотя теперь, наверное, стоит говорить – "овцила", или "овцала", не ахти конечно же слово. Впрочем, девушка смаковала эти удивленные глаза, радостно выдыхая сигаретный дым. – Барона? Мелковатое конечно же аристократическое звание для него, даже не граф. А почему бы не посмеяться сквозь слезы? Мне то тем более в своей новой ипостаси не привыкать к этому, смеяться, стонать, кричать сквозь слезы, было бы потом неплохо и тебя к такому приучить. Кушай-кушай не обляпайся.
[indent] Парень со всего размаха налегал на принесенную еду, а девушка к ней практически не притрагивалась, жареная семга с овощами была не для нее, она бы, конечно, ее съела, но учитывая, что ее ждало было бы не очень хорошо во время процесса «обосраться» пардон. По-другому тут не скажешь, только прямо. Вино, манго, бананы и груша, вот был ее рацион за этим столом в отличие от мужчины, что продолжал плотоядно поедать мясо. Чтобы набраться сил и затем поедать свою ученицу. Отыграться за ту самую подставу и в целом ее отношение к нему. Нельзя сказать, что Дандоло не чувствовала, как она обошлась с ним. Точнее прекрасно осознавала, но совершенно не чувствовала себя виноватой. Эта подстава стоила того. И даже будь у нее возможность тогда поступить иначе, она бы поступила ровно также. Потому что была когда-то Энрико Дандоло, и сделала бы ровно также. Но когда у тебя теперь билет в новую жизнь, и ты теперь Луиза Дандоло, то конечно же можно и нужно поступать иначе. Но любая новая жизнь начинается с нескольких главных вещей, и одна из них — это извиниться. Признать свою неправоту, покаяться, извиниться. Дандоло будучи чертовски хитрожопой сучкой и хорошенькой стервой этого делать пока еще не хотела. Она бы может-таки начала извиняться, но козлизм ее учителя отбивал все ее желание другим – козлить ему в ответ. А сам разговор за столом куда больше походил на «нежную беседу» бывших к друг дружке парня и девушки, разбежавшихся несколько лет назад, не видевших друг дружку и теперь снова встретившиеся за одним обеденным столом.
[indent] - Мммммм, политики высших чинов, еще скажи самого Трампа спонсируешь, и жопу бреешь Маску, я, наверное, прямо тут заберусь на стол и буду тебе аплодировать, а потому в качестве моего восхищения закажу тебе развратный мужской фартук с ибей, - продолжала их томный вечер будущий терапевт, прервавшись для осушения бокала вина, очередной затяжки сигареты. – Солнце мое, а ты думаешь дело тут исключительно только в бумажках? Я тут уже накопала несколько интересных документов говорящих любопытные вещи. К примеру – моя педальная овца, то есть бывшая женушка была в сговоре с одним интересным ковеном под названием «Амбрелла», а еще любопытнее этот магический ковен вылез весьма внезапно. И имеет весьма серьезные финансовые и человеческие ресурсы, держатся максимально в тени словно подводная лодка и резко наносит удар, чтобы снова залечь на дно. Есть огромное подозрение по поводу верхушки ковена. Там непросто очень сильные маги, живущие с конца пятнадцатого века, а еще и другие высокие магические сущности. Кроме того, сама моя жена нигде на публике не появляется после получения наследства. Хотя платежи, налоги на все имущество стабильно оплачиваются. Очень интересно неправда ли, наш дорогой пиар-менеджер. А стимулом называлась палка сержанта римской армии. Как бы хотелось ее тебе вставить в задницу. Как дополнительный стимул чтобы ты наконец-то избавился от своего идиотского шотландского акцента.
[indent] Бахвалилась ученица перед своим учителем, делясь своей информацией и что она уже смогла накопать без особых связей со стороны другого человека. Что-что, а таки выяснилось убийство было непростым, а очень тщательно спланированным, и теперь объяснялось почему Дандоло так легко подорвался. Магией можно и заметно притупить восприятие человека, чтобы убить его по-простому – по смертному. Так чтобы никто ничего не заподозрил и даже если маг каким-то чудом выжил, он не сможет взять след на убийство. А останется в тупике только с косвенными уликами и хождением вокруг да около. Ходить полезно во время хождения безусловно можно придумать новые планы и действия. Поэтому планировалось не только собирать мелкие улики и опрашивать свидетелей, но и наведаться в свои бывшие владения чтобы разузнать истину и как их сделать своими.
[indent] - Но конечно же спасибо за предлагаемую помощь, твоя информация тоже весьма пригодится, прежде чем соваться в мои владения, но сейчас же мы тут собрались не для этого, а посмотреть, как наш Архайн Блэр так и не выправил свой ужасный шотландский акцент, жрет как голодный студент еду, да, ах да, еще меня ебать собрались, на какие жертвы и испытания не идешь ради благодарности за спасение своей жизни, - улыбнулась девушка на этот раз искренне, поскольку понимала, что перегибает палку, а Блэр конечно же был козлом, как и Дандоло, но отнюдь не конченным, а в глубине души весьма хорошим человеком. И когда спасают твою чертову жизнь, все-таки надо проявить благодарность перед человеком, который тебя спасать и не должен был. – Хочешь, чтобы я спела что-нибудь на сцене и даже станцевала?

антикварный туалетный столик за бешеные пять тысяч долларов, чтобы рассматривать в отражении зеркала свое едва заживающее лицо. зеленый тональник, чтобы замаскировать синяк. тональник под цвет кожи, чтобы перекрыть смешение странных неестественных оттенков. джанин покрывает свое лицо толстым слоем защиты от чужих глаз и вызревающих, после этих взглядов, сплетен. городок маленький - слухи вместо бейсбольного вечернего матча по выходным. джанин тщательна в каждом своем движении, отдаваясь процессу маскировки, словно собирается сдавать экзамены в академию шпионажа; в параллель быстрым набором дозваниваясь до аякса. она привыкает звонить, когда ей что-то нужно с того самого момента, когда мобильники еще точечная диковинка. и привыкает, что сын отвечает на ее звонки всегда. в детстве она дает ему смешное прозвище битти-свитти, потому что пареньку с вулканическим характером нельзя быть просто - сладенький; обязательно есть примесь. та, из-за которой по коже хлещут качественным папашиным ремнем. битти-свитти вырастает в сорокалетнего борова, а джанин вырастает в почти несварливую бабку уже его сыновей.

- булл, - потому что называть сына именем, которое дала сама, для некоторых типов разговоров слишком официально; она прижимает спонж с кремовой текстурой тональника к посиневшему виску, но дыхание ровное, - давно тебя не было видно в церкви, - спонж мягко съезжает вниз по растекшемуся до скулы синяку. красивый узор из кровоподтеков чужой жестокости; джанин почти наслаждается, - в это воскресенье напомни себе дорогу.

кто хоть немного знает джанин гловер-батлер - тот в курсе, что если она не планирует что-либо объяснять в моменте, то ни требовать, ни ждать не имеет смысла. звонок закончится, а ее терпение закрашивать собственное лицо останется еще на добрую четверть часа. в конце станет совсем идеально - как на картинках глянца; солнцезащитные очки прикроют все остальное, что не возьмется косметикой. и конфетка джанин снова в лучшем виде. как обычно. никаких осечек.

курт бьет наотмашь. красивое слово, впитывающее в свое шипение предвкушение боли и саму боль тоже. пронзительным ожогом сквозь все тело, от которого не избавишься, выбежав обнаженной в снег. да и какой снег в начале мая. придется прочувствовать весь этот жар полностью. он бьет молча; хотя, скорее всего, хочет изрыгнуть из своего горла что-то в стиле:

- сука

но сука не озвучивается. проглатывается обратно. заглушается методичными ударами, они множатся в геометрической. курт яростно ждет, пока джанин не выдержит и рухнет на пол; или хотя бы скатится по стенке, зажатая в угол. у них прежде бывают драки, но до сегодняшней он никогда не жаждет, чтобы она поскорее выбилась из сил. он не дает ей ответить ему ударом на удар ни разу. не дает ей защититься. слышит ее - доводящее его до агонии - молчание и бесится в три раза сильнее. слышать молчание очень трудно, когда хочешь, например, мольбу, причитания, на худой конец - всхлипы. ему очень понравилось бы, если бы она скулила. но сука молчит. а батлер готов идти до конца, чтобы показать, что он (и только он) здесь сила и власть; только в его руках вся ее крохотная дряная жизнь. и пусть запихнет все эти бредни по поводу своего сынка в свой сучий зад. но лучше потом, когда будет зализывать раны в одиночестве; сейчас же - пусть глотает собственную кровь. и перестанет уже смотреть на него этим ядовитым-зеленым-змеиным (насмехающимся? или ему кажется?) взглядом. джанин падает. и выплевывает сгусток. удар  ногой в живот как в самых дешевых боевиках приходится на финал. и она принимает этот удар чуть ли не с аристократическим достоинством. чем выбешивает батлера до самых колик; он ее точно убьет.

еще и еще.
пока вдруг не остановится просто так.
брезгливо плюнет куда-то в ее волосы. или, все-таки, рядом на пол?
уберется из дома на всю ночь и следующие сутки.

- сука, - процеживает джанин (как шелуху через сито) сквозь зубы, когда пытается приподняться на полу и сваливается обратно; переворачиваясь на спину, рассматривая бревенчатый свод потолка - идеально-выкрашенный лаком. красивейшее дерево; ее выбор. ее решение. как и все другие; как и все любые, что касаются мужиков, чьи фамилии она носит. эти решения начинают ныть в ее теле воспоминаниями об обрушившихся ударах, но джанин вдруг хохочет прямиком в потолок.

она действительно сука.

в воскресенье церковь полнее, чем обычно, потому что все вокруг вдруг особенно боязливы собственной верой. месса идет плавностью второго чтения нового завета. джанин ковыряет ногтем шершавую ладонь, отдавая всю свою внимательность как бы происходящему вокруг, а сама лисой выжидает. чуть приподнимая размашистый рукав блузки, чтобы взглянуть на часы. аякс не может опаздывать, потому что она не выставляет точного времени, к которому необходимо явиться. но ей все равно как будто надо будет его потом отчитать. мягко и по-матерински. как она позволяет себе только в их встречи по праздникам в семейном кругу или в доме божьем; ведь бог почитает матерей, что умеют донести до детей своих истины хорошего тона, так ведь? джанин свою нервность списывает на весьма мерзкую погоду этим воскресным утром, и этот самообман устраивает ее полностью. языком буравя собственное нёбо от точки к точке. главная же причина подобной внутренней тряски - сделать так, чтобы аякс не заметил преображений в ее образе. ладно бы косметолог или пластический хирург - те калечат за деньги и ради блага величайшей красоты в будущем. а за те следы, которыми она покрыта прямо сейчас, такие парни как ее сын - могут и приложить до гроба. ей хочется защитить себя? или курта? или просто не вмешивать в причину, из-за которой ей нужно с аяксом встретиться - собственные личные конфликты.

- стабильность твоего появления к провозглашению евангелия меня даже забавляет, - шорох за ее спиной возвещает, что аякс, наконец, здесь. и короткого поворота головы достаточно, чтобы подтвердить это, зыркнув на парочку прихожан, кто смело разрешают себе вяло-нагнетальный вздох по поводу чужих опозданий. джанин поправляет шелковый шейный платок изумрудно-зеленого цвета, что скрывает ее синяки, машинально и тактически не совсем верно, но уже черт с ним. делая вид, что внимательно слушает чтения, спиной вжимается в спинку своей скамьи. вот бы дать какой-нибудь мягкий комментарий внешнему виду сына, что последние полтора месяца выглядит почти живым трупом из-за своей потерянности и смазанности взгляда. или спросить: как дела. какие планы на следующий уикенд. вспомнить очередные похороны тут же. эту бедную девочку, которая джанин не особо и нравится; и все мелькающие события после, что не должны влиять на атмосферу среди оборотней, а влияют.

но джанин сейчас не до всего этого.

- ты давно общался с таем? - месса отличное прикрытие, чтобы обсудить дела семьи так, словно они не нуждаются в обсуждении. джанин спрашивает прямо, вовлекая аякса в разговор на необходимую ей тему. снижая нервозность, отдающуюся по телу, к минимуму. мужчины семьи гловер никогда не были излишне внимательны к деталям, и сегодня мамочке должно повезти.

- ничего странного не замечал в его поведении? - мальчишка ее беспокоит еще с тех времен, когда ему исполняется пятнадцать. уж очень становится похож на свою нерадивую и покойную мать. джанин, поначалу, не способна объяснить, чем именно. через время считывает ледяной взгляд, проникающий в ее кожу плутать между органов и кровотока. будто выискивающий; даже нет, будто все уже знающий. так себе ощущение. особенно, когда стоишь в сапогах в воде, ждешь, когда рыба наскочит на приманку; а этот уже-не-детский взгляд добирается до ее костей. оборачиваясь немым вопросом, перебивая воцарившееся молчание старой и, непременно, дурацкой историей, что ей когда-то рассказывает ее отец.

эта история странно перекликается с тем, что озвучивает чтец из писания. но джанин отмахивается от ненужных мыслей, пытаясь хоть что-то прочувствовать в дыхании аякса. какой-то сигнал.

[indent] В воздухе витал удушливый аромат одеколона, пропитанный алкоголем, и ощутимый запах дорогой табачной смеси. Он обволакивал не только пространство вокруг, но дотягивался и до тонкой шеи, обхватывая ее, шептал что-то на ухо, из-за чего кожу покалывало тысячей микроразрядов. Голова шла кругом от этой смеси запахов, чужих рук блуждающих на ее теле и воздействия белого порошка, который все глубже уносил от реальности. Мерцающие огни, попадающие на чуть прикрытые глаза от наслаждения, весьма коварно играли на нервных окончаниях. Концентрироваться на цели становится тяжелее, пока она не представляет лицо того кто занимал все ее мысли в последнее время даже не смотря на сладость обманчивых речей и расцветающий синяк как напоминание о том, что «не достаточно». И это, как ни странно помогает. Напоминая о жалкости собственного состояния, загнанности в угол и почти сломленности несколькими моментами — помогает. Запрокидывая голову назад, Лалиса все же позволяет насладиться своей плотью какому-то малознакомому мужчине, представляя совершенно другого. С каких пор она стала такой?

[indent] Ее девятнадцатый год начался с того, что она познакомилась с двадцати четырехлетним Джексоном, который за короткий период времени превратился для нее в целую вселенную. Он был столь добр и нежен, несмотря на то, что в его глазах танцевали черти. Сколько съёмок было перенесено и сколько предложений отвергнуто только из-за того, что они не вылезали сутками из кровати, изучая каждый участок тела друг друга. Он научил ее не бояться своих желаний, но в тоже время заставлял скрывать шею и запястья под тонной тонального крема, потому что иногда переусердствовал. Показал легкий путь, который помогал справляться со стрессом на дальнейшем профессиональном пути где почти нет индивидуальности и свободного самовыражения. Это был настоящий белый грааль для места в котором не чувствуешь себя счастливым, наслаждались реальностью. И попробовав раз, ей уже не хотелось возвращаться к той жизни, что была до нее. Если так подумать, то за эти пару месяцев многое изменилось, и взгляды на основные вещи в том числе, то, что раньше вызывало отвращение, презрение или непринятие постепенно принимало более серые краски под влиянием ярких эмоций появляющихся после каждой принятой дозы. И все это благодаря ему. Лалиса позволяла ему вести, принимая каждое правило игры. Она чувствовала в нем силу, которой и поддаться не страшно. Она уверенно делала шаг навстречу, чтобы прочувствовать все. Хотя понимала, что она лишь временная игрушка в его руках, потому что они никогда не проводили границы. Не говорили о завтрашнем дне. Не делили время на «до» и «после». Она знала, что когда-нибудь этот построенный наспех воздушный замок рухнет. Но даже несмотря на это, ей хотелось оставить в своей памяти хоть что-нибудь, от чего в груди отдавало бы теплом, вспоминая то, что хотелось бы повторить. То, о чем не расскажешь никому. Личное, горячо хранимое и будоражащее. Да, она становилась зависимой от него больше чем хотела бы. Этот страх пожирал ее накрывая с головой, поэтому единственным правильным решением было попробовать постепенно разорвать эту связь. Чтобы по итогу, когда время все же придет, ей не было больно. Нужно было просто раствориться в той же пустоте из которой он когда-то появился в ее жизни.

[indent] Забравшиеся в голову воспоминания, заставляют на секунду отстраниться от чужих губ. Проснувшаяся страсть к саморазрушению толкала ее на очередную белую дорожку рассыпанную по столу, четко разграниченную черной платиновой картой. Снюханную в тесном, но почти неизвестном ей кругу, когда вдыхаешь «правильно», так, чтобы все получилось. Откинувшись на спинку дивана она вновь поймала на себе слишком уж располагающую к себе улыбку сидящего рядом фавна, готового уже забрать ее в свой лес, подальше от чужих глаз, чтобы вкусить нектар своей случайной нимфы. Но Лалиса не торопиться, посматривая на выключенный рядом телефон. Она уже неделю пропускала его звонки и сообщения и эта выдержка за которую она себя нахваливала и ненавидела одновременно. Не слыша его голоса, решимости хватало даже чтобы сменить цвет волос на черный. Скорее всего ему не понравится, но это изменение в первую очередь нужно было ей самой. Доказывая, что она сама решает как может жить эту жизнь, сама знает когда может уйти и с кем ей проводить свое свободное время. Она уже не ребенок за которым нужно присматривать.

[indent] — Черт, ты так прекрасна, я хочу забрать тебя отсюда.
[indent] Вырывающий из плавающих мыслей голос мужчины, имя которого она так и не узнала, был довольно мерзок, но сейчас ей было все равно. Лениво поворачивая голову в сторону незнакомца, который даже слегка плыл в ее взоре, но еще не столь сильно, как обычно бывало при употреблении алкоголя. Она улыбнулась и провела пальцем по его щеке, не желая отвечать сразу, чтобы у него не было возможности зацепиться за диалог. Находясь под эйфорией, cамым лучшим в этой пустоте было рассуждать о том, что пустота – самое прекрасное состояние, соотносимое со свободой и порядком, и в неё ничего не нужно добавлять, чтобы она не превратилась в хаос и загруженность какой-нибудь ерундой вроде нахлынувших чувств.

[indent] — А что во мне хорошего?
[indent] C ухмылкой на лице поинтересовалась она у того кто совсем недавно присасывался к ее шее, но тут же остановилась на полуслове, пропуская мимо ушей очередной комплимент и руку под свою юбку, которая уже решила, что является полноправной хозяйкой этих территорий. Прямо перед ней стоял тот, от кого она бегала все это время. Джексон прожигал на ней свой взгляд, а Лиса не стала отводить своих глаз, как бы принимая вызов и неизбежность случившегося. Более того, ей нравилось, что он на это смотрит. Пусть знает, что она свободна и имеет право заниматься чем угодно и с кем угодно снимая свое напряжение. Хотя, конечно, могла бы сделать это и с ним, но тогда этот порочный круг никогда не разорвется и она снова будет нервничать что открывается ему слишком глубоко, а не нервничать с Джексоном, это как не загораться, ходя по раскаленным углям — проблематично.

Я помню, как стучал дождь по крыше гроба словно сама земля отказывалась принимать Дэмиена. Я стояла под черным зонтом, но капли все равно находили путь к моей коже, стекали по спине, затекали за воротник, сливалась со слезами, которых у меня уже не было. Потому что слезы для живых, а я в тот момент чувствовала себя пустой. Как будто кто-то выжег во мне все, что могло плакать. Помню, как священник что-то говорил, но его слова терялись в шуме дождя. Прах к праху. Покойся с миром. Ложь. Мой брат не хотел бы покоя. Он бы хотел мести. Или, может быть, прощения. Но мы уже никогда этого не узнаем.

А Дейв... Боже, Дейв.

За одну ночь он потерял двух близких людей. И если один сейчас лежал в земле приколоченный дубовой крышкой, то вторая просто сбежала, бросила его при первой же проблеме. Как будто все эти годы, все их "навсегда" и "я тебя не оставлю" ничего не значили. Как будто ее любовь была бумажным домиком, таким же красивым, пока не пошел дождь. Но, Дейв не плакал. Не кричал. Он просто стоял, сжав бутылку так словно это единственное, что удерживало его в этом мире.  Я видела его пальцы. Белые от напряжения, суставы, готовые лопнуть. Он не выпускал ее ни на секунду. Потому что если бы отпустил, то рассыпался бы, как пепел, прямо здесь, на мокрой земле, в которую сейчас опускали Дэмиена. Да, алкоголь был его якорем. Его последней связью с реальностью. Он держал его на плаву, но одновременно и поддерживал в нем густую тьму, в которую все сильнее погружался. И мне было больно смотреть, как он тонет.

Так шли дни, а за ними недели.

Я видела, как он разваливается на части и я чувствовала, как что-то рвется и во мне. Он не должен был таким стать. Он не заслуживал всего этого. И в отличии от Ру, я не могла уйти. Не потому, что была сильной. Не потому, что верила в чудо. А потому, что помнила. Помнила, как он, пятнадцатилетний, в переулке защищал меня собой. Как он дрожащий от ярости рукой, вытер мою кровь с лица и сказал: "Никто не смеет тебя трогать". Помнила, как он, уже взрослый, ночью примчался ко мне, когда я, пьяная и истеричная, звонила ему со студенческой вечеринки. Как он не сказал ни слова упрека, просто взял за руку и увез домой. Он не заслуживал этого. Не заслуживал быть сломленным. Не заслуживал быть брошенным. Не заслуживал остаться один на один с этой пустотой, которая пожирала его изнутри. Может быть, именно поэтому я не ушла. Потому что если бы ушла и я, то предала бы не только его. Предала бы ту девочку из Бруклина, которой он когда-то подарил чувство безопасности. Ту, которая знала, что пока Дейв рядом мир не рухнет окончательно. И даже сейчас, когда мир уже рухнул, я оставалась. Потому что кто-то должен был помнить, каким он был. И, может быть, однажды помочь ему снова стать собой.

Это был вечер пятницы. Очередной ночной клуб, что принадлежал ему больше не напоминал то шумное место, где когда-то собирался почти весь Бруклин. Теперь это было просто помещение с пустым танцполом, запертой дверью и пылью на барной стойке. Дейв выгнал всех, и посетителей, и охранников, и даже уборщицу, которая мыла здесь полы. Остались только он и алкоголь. Я перестала вести счет выпитым им бутылкам. Их было слишком много. Он пил не для того, чтобы напиться. Он пил, чтобы забыть. Но забыть не получалось. Присев рядом, я какое-то время просто молчала. Тишина в баре была особо давящей, само пространство сжималось вокруг нас, так что я слышала, как он тяжело дышит, с хрипотцой. Я посмотрела на него, на его всклокоченные волосы, на тень щетины, на глаза, которые больше не блестели, а просто... существовали. Долго он будет так методично убивать себя? Не пулями, не ножом, а глотками янтарной жидкости, что оставляли на его губах горький след. Но вопрос был не к нему. Ко мне. Сколько я еще смогу смотреть на это? Сколько выдержу, прежде чем мои собственные нервы сдадутся под тяжестью его падения? Мои пальцы непроизвольно сжались. Я хотела встряхнуть его, закричать, заставить проснуться. Но вместо этого просто сидела, чувствуя, как моя собственная боль смешивается с его отчаянием, что разъедает нас обоих изнутри.

Он не заслужил этого.. – повторила я про себя. Но разве кто-то вообще заслуживает такой участи? Быть похороненным заживо в собственной боли, когда вокруг столько света, который ты просто перестал видеть. Я глубоко вдохнула, собираясь с духом. Кто-то должен был разбить этот порочный круг. И похоже, этим кем-то придется стать мне.

–  Ты знаешь, что Дэмиен ненавидел, когда ты вот так запирался? Сказала я наконец. Его плечи заметно напряглись. После предательства брата, мы еще ни разу не вспоминали его. – Он всегда говорил, что ты слишком драматизируешь. Но нас троих связывало слишком многое, чтобы можно было похоронить воспоминания с его телом. – Помнишь, как он вломился к тебе в тот раз, когда ты поругался с Ру? Выпил всю твою выдержанную бутылку виски и сказал, что ты идиот? Услышав и второе имя, которое может быть и не хотел слышать, Дейв, кажется, сжал стакан так, что его пальцы побелели. Но я уже не могла остановиться. Потому что в этом гневе, в этой боли, он хоть немного оживал и слышал меня. – Дэм бы не хотел видеть тебя таким, прошептала я, как тут же стакан со звоном полетел и разбился в стену. Осколки дождем рассыпались по полу. Я не дернулась. Не имела права. И я была готова к тому, если бы он сейчас достал пистолет и тоже выстрелил в меня. Потому что так мне было бы легче, я бы смогла отпустить его окончаельно и позволить делать со своей жизнью все чтот угодно.

Но он не доставал пистолет.
А значит у меня был шанс вернуть его..

I

мой пост

She's got a hold, got a hold
of my neck, oh yeah
I wanna cry,the way that she moves

ДЕКАБРЬ  2023

Какой смелостью надо обладать, чтобы однажды утром взглянуть на себя в зеркало и задать себе вопрос: «Имею ли я право на ошибку?» Отчетливо произнести каждое слово… Какой смелостью надо обладать, чтобы взглянуть жизни в лицо — и не увидеть в ней ничего стабильного, ничего гармоничного. И все сломать, разворотить — из чистого эгоизма? Конечно, нет, хотя… Так в чем же дело? Инстинкт выживания? Прозорливость? Страх смерти? Мужество быть откровенным с самим собой. Хоть раз в жизни. Противостоять себе. Только себе. Себе одному — «Право на ошибку» — простое выражение, всего несколько слов, но кто тебе скажет, есть ли оно у тебя? Кто, кроме тебя самого?
Прикосновенье к моей  коже рушит все, что я построила, будто цунами, разрыв, несдержанное слово. Но то, что между нами – это как взрыв сверхновой.Трудно смотреть на себя в отражении зеркала и видеть – себя другую.
Любишь, меня ?
Любишь, меня?
Ронни   действовал на меня словно гипноз, словно какой-то морок.И каждый раз, когда он целует меня, моё сердце обращается в камень..
Нет, камень это его рука, сжимающее моё сердце, словно это апельсин, сок выжимая до последней капли. И с каждым  прикосновением тьма всё сильнее сжимает мои кости. Мои кости.
С ужасом [ужасом ли? на самом деле, если признаться – не врать себе?] – я чувствовала перемены внутри. Это что-то новое закручивалось роковой спиралью, а затем вдруг как  пружина раскрутилась, и окутала меня всю. Мои мысли, мои слова, мой взгляд… все стало для меня как-то по другому, по новому. Не знаю, боюсь ли этого, нравится ли мне ? Казалось бы, слишком много спеси во мне  , но я всегда была такой: не вписывалась в этот выдуманный мир правильных людей ,  вечно бунтовала против чего-то, а порой и против самой себя.
Правила существуют для того, чтобы мы их нарушали. Это приятно, а зачастую и полезно. В начале моей карьеры скрывать свое нутро было необходимостью за маской пай-девочки в несуразных тряпках , а сейчас ... Контракт почти утратил свою силу и я лейблу нужнее, чем они мне. Мне нравится это тёмное начало. Мне нравится чёрный цвет, мне нравится как на мне сидит кожанный плащ. Мне нравится это порочное начало, но иногда  под холодным душем  я до красноты стираю кожу, пытаясь выбраться из Роуз.
Роуз... Только он зовёт меня так. Мое имя сладкой патокой обволакивает все пространство...
Ох, Роуз. Милая_глупая_несчастная Роуз. Сначала мне хотелось обнять тебя, спрятать от этого страшного мира, заклинать не разговаривать с незнакомцами и умолять вернуться домой, затем я стала пугаться тебя, затем – ровняться на тебя. Быть тобой.
Твои привычки – мои привычки. Твой блеск – мой блеск. Ты стала частью меня, ты помогла мне. Ты – моя подруга, мой враг – другая я. Темная Чхэён в черном лакированном плаще, с лицом ангела и взглядом дьявола. Самодовольство этой девочки вцепилось мне в шею, потянуло за волосы, накручивая на кулак тугую косу. чуть ли не впечатала в зеркало – 
С М О Т Р И.
Смотри и любуйся. Запоминай. Это ты. Ты тоже такая. Ничем не лучше, ничем не хуже. Ронни, не ты меня сделал такой?
Натянутые струны гитары- символ наших с тобой отношений. Я играю на твоих нервах, как на твоей гитаре, Ронни.

What a wicked game you played to make me feel this way

Chris Isaak .Wicked Game. Я напеваю её, пока руки аккуратно не обнимают меня из за спины. Ты сапёр.  Каждый раз это делаешь предельно аккуратно. Я ненавижу чужие касания, но когда ты прикасаешься ко мне , у меня сразу замирает дыхание. Пульс отдаётся биением в висках, и меня пробирает с головы до ног, и я не могу шевельнуться...Только пальцы, которые перебирают струны.

What a wicked thing to do to let me dream of you
What a wicked thing to say you never felt this way

Столько отчаяния в крепких руках, что сжимают меня все крепче и крепче. Ты всегда так делаешь, когда понимаешь, что я скоро уйду и неизвестно, когда мы с тобой в следующий раз встретимся. Но я знаю, что один мой звонок и мы увидимся снова и я поступала и поступаю плохо - сплю с мужчиной у которого есть жена.
Ронни собрал целый чек-лист, почему с ним не стоит связываться. Плевать. Я уже не могу остановиться.  Измена – это тогда, когда хочется немедленно рассказать что-то важное вместо жены другой женщине... Чтобы изменить, не надо вообще выходить из дому, потому что для этого достаточно иметь телефон или выход в интернет.  Мы могли разговаривать всю ночь- просто тролля друг друга или просто обсуждая все на свете. Конечно Ронни для меня  особенный! Правда. Трудно пройти мимо него на улице и, взглянув ему в глаза, не почувствовать при этом, что это исключительный человек, с которым хотелось бы провести время. И больше всего завидую его жене именно поэтому. Тому, что у неё так много его времени для себя.
Снова... Я ощущаю нежные прикосновения к моей шее, слышу  голос, чувствую жар его тела, запах кожи. Всё как всегда. Всё как всегда...Достаточно закрыть глаза.
Если бы ты знал о той ране,
Что оставило прикосновение твоей кожи к моей...
Любишь, меня?
Любишь, меня?
Любимый вопрос Ронни... Никогда не лезла ему в душу. За этим насмешливым тоном , было что-то большее, чего не хватало в детстве, чего возможно не хватает сейчас. Откладываю гитару в сторону, поворачиваясь к нему лицом. Ладно... Ты ведь знаешь, что эту игру можно играть вдвоём.
- Люблю.  И  что с этим будем делать ? - приподнимаю бровь, лицо не выражает никаких эмоций, а вот Ронни кажется неожидал.- Оставишь свою жену ради меня?
Глаза в глаза. Этот наш невидимый фронт с некоторых пор. Взгляды — тяжелая артиллерия : взглядом можно выразить всё, и при этом, однако, всё можно отрицать, ведь взгляд не поймаешь на слове. Не нравится мне эта тень серьёзности на его лице.«Роуз» - только Ронни называл меня так, только ему я  позволяла это делать. Для всех в этом мире я была Розе или Чхеён, но не для него. В этом было что-то личное, как идущее из далекого детства, так и пронизанного особыми эмоциями и чувствами, которые всегда находили отклик в моем сердце. Могла ли я  признаться, что люблю его? Нет. Только разве что самой себе, глубоко в сознании, где никто не сможет услышать, где никто не сможет ничего прочесть. Я могла бы и лучше скрывать свои чувства, не реагировать на провокации.Ронни всегда понимал меня  лучше, чем все остальные, и чаще всего, это было обоюдно в наших отношениях. Мое тело само реагировало на его действия, я как его гитара, он так мастерски играл на струнах моей души,  что я вращалась вокруг Ронни как Земля вокруг Солнца, постоянно пытаясь поймать его взгляд. И в этой игре  мы  заранее проиграли, пусть оба наслаждались ею.
- Ох, расслабься. Ты так легко ведёшься, Ронни. - усмешка и снова эти искры полного раздолбайства.- Ладно, с тобой хорошо, но через три часа у меня самолёт в Париж.
Вначале ты всегда злишься, что не какой-то там мальчик, но все равно, приезжешь, чтобы потом попросить остаться...
И знаете, я отдала бы все за один час с ним? За один-единственный час? Чтобы сказать ему то, что я не успела сказать.
"Ты, кретин, знаешь, в первую очередь, я больше всего жалею о тех грехах, которые не успела с тобой совершить."

The world was on fire
and no one could save me but you,It's strange what desire will make foolish people do

  ЯНВАРЬ 2024

Вот так чаще всего и случается, что жизнь меня  сводит с людьми, с которыми  я  бы ни при каких условиях, не хотела бы связываться или иметь что-то общее. И, что самое тупое в этой идиотской схеме – мне нужно терпеть. Терпеть глупых  людей, мириться с тем, что ты явно превосходишь их в каких-то моментах и не должен показывать этого, потому что ты мать твою добрый человек и не станешь обижать кого-то просто потому что их природа обделила чем-то. Чем-то вроде мозгов... Пару часов назад мы были все-такие красивые , цивилизованные, пока не стали выпускать своих демонов , которых стыдились в обычное время.
Гордая походка, выпрямленная осанка, хитрый взгляд. даже вне сцены ,  я продолжаю играть свою роль, прерываясь только на новый бокал горячительного, от которого температура в помещении и воздуха и моя собственная подскакивают, образовывая, готовый выплеснуться кипятком на поверхность гейзер.
- Как их впустили? Они даже не входят в категорию звёзд ААА.
Снобы... Ненавижу снобов, а больше всего меня злит, что я не понимаю языка , на котором они говорят и понимать не хочу.
Боже... Убейте меня... без бутылки я это не выдержу, но я столько не выпью.
-  Я всегда думала, что на категории делятся только куры...-Откидываю чужую руку со своих плеч. - Или яйца...
Ненавижу когда меня трогают. Я даже на массаж не хожу, потому что совсем не тактильная. Да, ты все пытаешься уйти от образа стереотипного мудака  , но сам того незамечаешь , как этот образ прилепился к тебе ... Если человек не хочет, чтобы его трогали , это незначит , что нужно быть более настойчивым в своих попытках.
Делаю шаг в сторону , когда снова   пытаются взять за талию, от чего  мистер падает на официанта. Пользуясь хаосом  , обходными путями выхожу из клуба. Нахожу в сумке самокрутку, что подарил Трой Силван.
Это почти законно... Ну законно же...
У меня душевная травма, вызваная чужим идиотизмом. Чувствую как с первой затяжкой отпускает, только чего-то нехватает... Я снова набираю знакомый номер.

- Увидимся?- опять злишься, что появляюсь внезапно и требую к себе внимания - Я была на вечеринке, но там так утомительно... Кстати ты знал, что знаменитости делятся на какие-то категории.
Да ,  я слаба перед своими пороками. А ведь каких-то две недели назад  я  все обдумала и поняла, что это лучший выход из положения — я буду делать, как Ронни, жить своей жизнью и любить его — но издалека.
- Хмм, окей. Я тебя поняла.- Ненавижу отказы, но я так расслаблена после марихуаны, что моему спокойствию  позавидуют тибетские монахи.- Найду себе ЯЙЦА ПЕРВОЙ КАТЕГОРИИ.  Пока, Ронни.
Манипуляция. Игра на ревности. ВОЗМОЖНО... Я не хочу ждать его  звонков, не хочу звонить сама, не хочу запрещать себе влюбляться, а хочу спать, с кем захочу и когда захочу, без угрызений совести.
Сжимая в тонких пальцах тлеющую сигарету, я  вот уже третий раз за последние несколько минут махала продрогшей рукой проезжающему мимо такси. Что за, мать его, сговор?! Акция протеста против блондинок? Или против курения? Или наркотиков ?  Так пусть выкусят: перекрашиваться я  не собиралась в принципе, а уж бросать в урну не до конца выкуренный косяк — тем более. Да и как можно, если теплый дым сейчас словно единственный способ согреться_спрятаться от январского  ветра, так и норовящего пробраться за воротник короткого полушубка; холодными_колкими мурашками выступить на чувствительной коже вдоль позвоночника. Наконец, возле меня останавливаеться жёлтая машина. Уже подъезжая , из салона вижу как горят окна в моем доме.
А каждый раз говорит, что не поведётся...
Медленно поворачиваю ключ в замочной скважине. Тяжелый. Груз, что не весит практически ничего, но давит так сильно и тянет вниз. В бездну. Резной, витиеватый, сплетенный из множества тонких металлических нитей, образующих нечто цельное, искусное, нечто неподдельное, истинное, то, что можно было бы причислить к одному из творений музейных, пропитанных историей, такой богатой и такой значимой. Можно было бы… но он слишком холоден, безлик в своей вычурности и надменности. Он служит хранителем. Он словно печать. Страж. Последний рубеж, граница, тихая, безмолвная, отделяющая, разделяющая реальность и мечты. Скрывая за собой, в своей тени, - всей той красе, что олицетворяет и являет миру – истину, правду. Он отделяет меня от Ронни. Грубо, резко, бездушно. Отсекает. И скрывает. Нас. От всех. За теми самыми дубовыми дверями, с бесконечными печатями – замками – от посторонних глаз. Он хранит нас. Хранит то, что между нами. 
Были мысли оставить его здесь одного, но я сама незаметила как вошла в квартиру.
- Ооо, как мило...- скидываю  шубу, затем туфли.- Ты приехал... А как же неотложные дела? Извини, яйца высшей категории потеряла по дороге...

[indent] Сколько себя помню, на дух не переносил выступления под фонограмму, отдавая предпочтения живому звуку или хотя бы акапельному исполнению. И даже несмотря на свободный вход для зрителей, это не повод халтурить, потому как привык выкладываться по-максимуму, иначе зачем быть артистом? Но порой приходится мириться с организацией тех или иных мероприятий, таких, как третий этап "Битвы школ", где меня уговорили на двадцатиминутное выступление. Как раз выкроилась пара свободных дней в конце апреля. До сих пор не могу привыкнуть к сумасшедшему образу жизни и бешеной популярности, что уже как два года обрушилась как снег на голову, а недосыпы стали неотъемлемой частью жизни. Но грех жаловаться, ведь у меня любимая работа. И поездки по любимой стране, жаль только, что вижу крайне мало, в основном стены очередного дворца культуры во время подготовки очередного концерта.

[indent] К центру фигурного катания Тутберидзе приезжаю, конечно, заранее. Когда на то позволяет время, стараюсь следовать классику - "лучше придти на три часа раньше, чем на минуту позже". Не то, чтобы я этим грешил, я всегда пунктуален, но порой жизнь забрасывает в довольно жесткие рамки, когда из-за независящих от тебя обстоятельств приходится буквально вылетать на сцену без репетиций. Не сказать, чтобы я был фанатом фигурного катания, но горжусь нашими спортсменами, которые, безусловно, лучшие в мире (но разве дозволено ли думать иначе о России и русских?). Прежде уже доводилось выступать даже вместе с фигуристами на произвольных "Союза чемпионов", но сам уже не помню, когда в последний раз вставал на коньки. Правда, где-то внутри греется мечта о том, как бы устроить поход на каток с Варварой, но не хочется, чтобы столь редкое времяпровождение с дочерью превратилось в "фотосессию с Шаманом".

[indent] Со мной из команды сегодня только Антон, впрочем, как и всегда, несмотря на мое предложение ему сегодня отдохнуть и побыть с семьей. В последнее время интуиция говорит мне о том, что моему другу пора сделать паузу, немного подлатать пошатнувшееся здоровье и не гнаться за мной, а мне по долгу службы приходится. Служу России.

[indent] Нас встречает кто-то из персонала и проводит в отведенный кабинет с импровизированной гримерной, стандартная процедура. Недолго отдыхаем с дороги, пьем поданный нам чай, после чего Антон уходит к звукооператору, оставив меня в гордом одиночестве. Идеальная тишина - то, что мне как раз необходимо всякий раз перед выходом на сцену, собрать мысли в один четкий пазл, отбросить все, что способно отвлечь, на задний план, помолиться. Сегодняшний сценический образ - стандартный, с нашивкой триколора на рукаве серой куртки. Внезапно нахлынувшее желание покурить убивает остатки уставшего от последнего перелета мозга, но стараюсь этого не делать слишком часто. Хотя бы потому, что начинаю ощущать зависимость, которая сейчас совершенно некстати. В моей жизни должно быть место лишь двум зависмостям - музыке и России. Ну, точнее, не должно, а так и есть на самом деле всю мою сознательную жизнь.

[indent] До выхода еще целых полчаса. Не вижу смысла торчать в четырех стенах, другое дело, если бы нахлынуло вдохновение, и строчки новой песни зажурчали рекой, тем самым убив еще некоторое время. И потом, какой из меня хэдлайнер соревнований по фигурному катанию, если я воочию не увижу хотя бы пару участников? Хреновый, разумеется. И мне уже становится скучно без вечной суеты, поэтому овладевшее мной любопытство заставляет покинуть импровизированую гримерную и поглядеть хотя бы не с трибун. Естественно, я не в курсе, что первая соревновательная часть уже завершилась, но знаю, что хэдлайнер сегодня не один, и помимо меня есть еще более компетентные, в своей стихии, в отличие от меня. Тем лучше, будет интересно увидеть выступления настоящих чемпионов. Обычно у меня на это не хватает времени.

[indent] Твою ж!

[indent] Ну, конечно, не будь я собой, если бы при выходе не шибанул кого-то дверью. И ладно бы, если бы в очередной раз куда-то торопился, так ведь нет же. Вечный суетолог.

[indent] - Прошу прощения, - едва сдержавшись чтобы не заматериться на самого себя, обращаюсь к девушке в забавном зеленом костюме, напоминающим цветок. Необычный образ. Лишь когда та, потерев рукой ушибленное плечо, поднимает на меня глаза, узнаю, кажется, Евгению Медведеву.