В первые минуты полицейские походили на толпу зевак, охали и ахали, что-то бубнили себе под усами, тянулись к карманам за сигаретами и все как один покачивали головами, мол, разве увиденное ими — это не сон. Не снится, нет? Один из сторожил местного закона и порядка глазами вопросил Софию. Она мотнула тяжёлым каштановым хвостом волос. Нет, не снится. Холодной, распростёртой линией вытянулось красивое тело. Полные груди развалились по разные стороны, твёрдые соски на обескровленных мягких холмах отбрасывали тени; жухлый лепесток с умершего букета прилип к надключичной впадинке, ветер не шевелил остальные. Духота капельками пота скатывалась из-под шляп по покатым смуглым лбам. Выжженная яркими лучами трава под подошвами пыльных башмаков быстро замялась.

День двух копов и правда станет бесконечным, как отлитые из стали рельсы для поездов.

Выйдя из продуваемого сквозняками открытых дверей и окон дома хозяина фермы, София, шурша маленькими листами блокнота, вместо сигареты сунула обгрызенный кончик карандаша в рот. Отдельная беседа с каждым работником, нанятым Фредом Уилксом за скромную плату, длилась долго и принесла немного пользы для следствия. Детективы не стали делить между собой клиентов и работали вместе. Дельгадо с интересом наблюдала за тем, как в деле ведёт себя гринго. На поле, у тела, он будто взбесился, то ли от той жестокости, на которую способен человек, то ли от той тупости, к которой опять же оказался причастен — на все руки мастер — человек. Не очень-то Грег старался влиться в коллектив… Чтобы очаровать не самых сообразительных любителей агавы при исполнении, нужно угостить их текилой после службы. А если одаривать их только муштрой, нравоучениями и высоко задранным носом, то они будут гадить тебе под ноги, детектив. Сунув блокнот сзади, за пояс, мексиканка, прислонившись бедром к деревянным перилам на террасе, решила подбить первые итоги.

— Ты видел их? Они так напуганы, — сжав сточенный до пяти сантиметров карандаш в кулаке, София глянула прямо, вдаль, туда, где за серыми дощатыми амбарами глазу откроется поле, на котором бурлит работа. — Все родом из Мексики, только один местный.
На ферме Уилкиса трудились мигранты без документов, обычное дело в этих краях.
— Уверена, что алиби каждого подтвердится. А напуганы они именно тем, что здесь произошло. Тем, как девушка была убита, — обращаясь к Грегу, ступив к нему, стоящему в косых лучах солнца, Дельгадо заговорила тише. — Это похоже на укус. Укус животного, ты сам так сказал, а на прошлой неделе они нашли в загоне мёртвую козу с разодранной шеей, решили, что сюда забрался койот. И теперь… — шагать больше некуда, она стоит у него под носом, — они боятся, потому что знают одну легенду…

— Эй, София! — из-за постройки появился долговязый парень в форме, липкий от жары и грязный от пыли. — Тело забирают.

— Нужно поговорить с криминалистами, — о том, что те парни толковые она Грегу уже сообщила. А про легенду, может, и вовсе говорить не следует, он и без того смотрит на неё, едва сдерживая то ли заочное презрение, то ли очное разочарование.

ххх

— Что ж, — сдирая с распухших влажных рук защитные перчатки, через линзы очков внимательным взором по Новенькому проходился Ирвин, давний знакомый Софии. — Смерть наступила двадцатью четырьмя часами ранее. Убили не здесь, естественно. Есть следы побоев, не такие значительные, как следы от верёвок на щиколотках и запястьях. Было ли изнасилование, — он пожал узкими плечами, — узнаем позже. Но вот о чём могу говорить со всей уверенностью, рана на её шее, — позади него парни застёгивали молнию большого чёрного мешка, — у неё такие края… Непохоже, что тут орудовали кусачками или чем-то подобным. Это укус пастью с самыми настоящими клыками. Как дела у Тая с футболом, Соф?

Ирвин имел любопытное качество: шустро переключался с трупов на жизнь с живыми людьми, и обратно.

ххх

Дальше детективы разлучились, пополнив поисковые группы, разбредшиеся по разным направлениям, и встретились уставшими и голодными только через пару часов. Софии нечем было поделиться с Тёрнером. Со своей группой она прорыхлила восточное направление, добравшись до фермы соседей Уилкиса, а фермы в Техасе находятся друг от друга на приличных расстояниях. По пути они раздобыли пару бычков, пролежавшую все сезоны года под открытым небом детскую сандалию, неопознанные кучки экскрементов, жестяную банку колы и прочий мусор, что-то на всякий случай растолкали по зип-пакетам.

Стемнело. Не доехав до Пекоса несколько миль, они сидели на веранде скромного заведения с вкусной едой и охлаждающими напитками. Ветер приятно касался разгорячённой кожи, сгущающийся мрак, съедающий пылкое зарево, дал глазам возможность передохнуть от вскрывающего капилляры на белках солнца. На другой стороне дороги ютилась одинокая заправка с двумя работающими колонками. София взобралась на стол, скинув с ног натёршие задниками туфли, обосновалась взглядом в этом скудном пейзаже с акациями. Её ступни были чернее ночи: по полю она бродила босиком. Без сил шевеля ртом, опёрла локоть о колено, не заботясь об осанке, ладонью-подставкой упёрлась в жующую челюсть: так она устала. Обмакнув тёплую кукурузную лепёшку с начинкой в соус и отхватив от этого произведения мексиканской кулинарии кусок, потянула из трубочки американский рутбир, ворочать языком по другим поводам совсем не хотела, но всё-таки чуть погодя спросила. Так, просто, чтобы отвлечься самой и отвлечь Миннесоту от мысленных круговертей сегодняшнего дня.
— Все гадают, где забыл свою семью Новенький. Так где твоя жена? Дети? Собака? Удочка или клюшка для гольфа?

[indent] Ирвинг расслабленно откидывается на спинку кожаного дивана. Беззаботный щебет Аделин ласкает слух, пусть он и теряет нить повествования где-то в ворохе научных терминов, статистических сводок и трудновыговариваемых имён не то её кумиров от мира биологии, не то многочисленных профессоров. Эдди чем-то воодушевлена или, наоборот, возмущена — её эмоции сменяют друг друга так быстро, что и в них Найт путается уже на третьей минуте их встречи. Ему остаётся лишь сосредоточенно кивать с самым серьёзным видом, на который он только способен, и с энтузиазмом поддакивать в возникающих с равными промежутками паузах — Арчер подвох замечает далеко не сразу, но стоит её светлую голову посетить этому озарению, как она с напускным недовольством закатывает глаза и легко пинает его носком ботинка под столом. Улыбка расцветает на её губах, и Ирвинг смеётся.

[indent] — Не-не, ты продолжай, мне интересно, — иногда ему кажется, что она говорит с ним на совершенно другом, незнакомом ему языке. Ещё реже он подозревает, что ему всё же не кажется, когда в рассказах Аделин начинают проскальзывать термины на латыни, и он шутит, что надеется на её хорошее произношение, потому что хоррор-фильмы о призыве дьявола обычно начинаются именно так. Куда чаще, впрочем, Ирвинг думает о том, что готов слушать даже её подробные конспекты унылых лекций, монотонный счёт от одного до бесконечности или краткий пересказ всех эпизодов «Симпсонов», лишь бы всё это звучало голосом Эдди. — Только определись для начала с заказом, — он аккуратно подвигает ближе к ней меню, которое она, увлечённая своим монологом, всё это время успешно игнорировала.

[indent] Незадавшаяся встреча на похоронах её дедушки заботливо вычёркивается из их общей хронологии. Повторный отсчёт запускается с их столкновения на концерте в крошечном клубе Пало-Альто, и давно заброшенный чат на двоих оживает вновь. Сообщения сыплются подобно снегу в середине января: Ирвинг отправляет фотографии из студии, шлёт селфи с репетиционной базы, кидает драфты текстов и демо-версии новых песен; Аделин в защитных очках и перчатках снимает кружочки из лаборатории, записывает мини-подкасты по пятнадцать минут про студенческие будни в Стэнфорде голосовыми сообщениями, забрасывает его многочисленными мемами про науку — они будто пытаются восполнить шесть лет бездарно и бессмысленно утерянного времени едва ли не круглосуточным общением с редкими перерывами на сон и погружением в рабоче-учебные будни. Километровые переписки — отличный способ наладить контакт, но сидеть напротив друг друга в баре Найту, пожалуй, нравится куда больше. И дело, конечно же, вовсе не в том, что Эдди, активно жестикулируя, то и дело невзначай касается его руки, накрывая её ладонью. Совсем не в том?

[indent] Аделин гордо демонстрирует дырку на колготах — и когда только успела? — и тянет её пальцами в разные стороны. Ирвинг увлечённо смотрит, как по тёмному капрону расходятся неровные стрелки, оголяя острую коленку. Он с трудом отрывает взгляд от этого зрелища и завороженно следит за вспыхивающими в глазах Эдди озорными искорками и тем, как преображается, становясь ещё красивей, её милое личико, стоит на нём появиться этой довольной улыбке, что так ему нравится.

[indent] — Ну-ка, покажи, — он подвигается к краю сидения, аккуратно перехватывая Арчер за лодыжку, чтобы ей не пришлось держать ногу на весу, и кончиками пальцев пробегается по контурам растянувшейся дыры. — Похожа, — экспертно заявляет Найт, кивнув. — «Битлз» тоже рок играли, — добавляет он с усмешкой и похлопывает её по туго зашнурованному ботинку, прежде чем отпустить.

[indent] Между Аделин и типичными фанатками рок-групп, которых он видит на концертах, огромная пропасть. Те девчонки обычно носят колготы в сетку и короткие, не оставляющие места воображению шорты, рисуют длинные острые стрелки чёрной подводкой и густо красят тушью ресницы, кричат оглушительно громко в надежде быть замеченными, выжидают у служебных выходов клубов и кидают нюдсы в директ с предложением встретиться и просьбой оставить автограф на груди.

[indent] Эдди на них совсем не похожа. Эдди не похожа ни на кого из тех, кого он знает. Она — единственная в своём роде. Со своими бесчисленными цветными заколками, лёгкими платьями в мелкий цветочек даже в начале декабря, случайно порванными колготками и непонятно откуда берущимися синяками на нежной молочной коже, пастельными футболками с принтами в виде научных каламбуров, фанатичной любовью к шаблонным попсовым бойз-бэндам начала десятых годов, внезапными «я приехала, встретимся за сценой?» в мессенджерах и тёплыми объятьями, чтобы расстаться через несколько часов, потому что у неё утром очередная сложная контрольная в другом штате.

[indent] И с безумными, но очень плохими идеями — тоже.

[indent] Ирвинг смотрит на телефон в её ладони: Эдди увлечённо стучит пальцами по сенсорному дисплею, отправляя сообщения одно за другим, поспешно говорит что-то о том, что нужно было сделать это давно, и как-то совершенно невзначай кидает имя, которое он слышать сейчас хочет в последнюю очередь.

[indent] Итан. Почему-то это всегда, блять, Итан.

[indent] Ирвинг видит Риверса всего лишь несколько раз в своей жизни, пусть и на расстоянии. Он замечает их на выходе из кинотеатра: Тайлер ударяет его по плечу и кивает на противоположную сторону улицы, где ярко светят огни и играет музыка, и Итан что-то говорит, а Эдди хохочет так заливисто, что её слышно даже издалека — когда-то она смеялась так над его шутками, но уже не пишет ему сообщений две недели, потому что на носу важный тест. Ещё позже он, нахмурившись, разглядывает его отполированную, блестящую на солнце тачку, выглядящую так, словно только что из салона, когда тот подвозит Эдди домой после школы; Долорес деловито присвистывает (ей на днях вырвали последний молочный зуб, поэтому у неё плохо, но даже получается), и её приходится поторопить, пока она не попросила сфоткаться рядом или нажать на клаксон; оценивающий взгляд Найта мажет по Итану быстро, чуть дольше задерживается на сияющем от радости лице Арчер, и жгучее раздражение разъедает внутренности — когда-то она так улыбалась ему, а теперь будто вовсе не замечает.

[indent] Куда чаще Итан встречается Ирвингу в ленте инстаграма: Аделин выкладывает совместные с ним фотки, оставляет милые подписи, поздравляет с днём рождения длинным текстом с шуткой, понятной явно лишь ей и виновнику торжества, и Ирвинг осознаёт, что его заменили. Легко и просто, с глаз долой, из сердца — вон. И это даже понятно: ширина пропасти, разрастающейся между ним и Эдди, прямо пропорциональна той пропасти социальной, что отделяет мальчишку с окраин, учившегося в католической школе и не поступившего в университет, от перспективного выпускника Миннеаполис Хай на крутом авто и с пакетом акций папочкиной компании в подарок на восемнадцатилетие.

[indent] Ирвинг бы тоже себя не выбрал. Меньше боль от этого осознания, впрочем, не становится.

[indent] Имя Итана бесит и в семнадцать, и в двадцать три, а Аделин как назло то и дело рассказывает ему про Риверса. Найт не слушает: пропускает мимо ушей, старается не закатывать глаза в недовольстве, осторожно переводит тему. Пытается сделать это и сейчас. Безуспешно.

[indent] — Эдди, не надо, — говорит он с нажимом, накрывая ладонью её запястье. Она не поднимает взгляда, игнорируя его слова и, кажется, в том числе сам факт присутствия — невольно думается о том, что Риверсу не нужно даже появляться на горизонте, напоминая о себе лишь сообщениями, как фокус внимания Арчер мгновенно перестраивается с Ирвинга на него. Аделин молчит ещё немного, а после торжественно заявляет: он скоро будет. Найт с шумом выдыхает и жалеет, что нельзя приложиться лбом о дубовую столешницу да посильнее. Или утопиться в высоком стакане позабытого им лагера. — И вот нахера?..

[indent] Он смотрит на появившегося в дверях Итана и слышит, как скрипят, стирая эмаль, плотно сжатые в недовольстве челюсти. Или это очередная вибрация телефона Аделин, вдруг меняющейся в лице и подскакивающей с места? Ирвинг смотрит на неё с немым вопросом во взгляде, пока та наматывает шарф порывистыми движениями.

[indent] — Арчер, не смей! — возмущённо шипит он, пытаясь перехватить её за талию, усадить возле себя и не дать сбежать, но Аделин ловко уворачивается, устремляясь прочь. — Ты издеваешься?!

[indent] Издевается, не иначе: Ирвинг смотрит, как она оставляет смазанный поцелуй на щеке Риверса и выбегает на улицу. Они с Итаном остаются вдвоём. Ну пиздец.

[indent] — Привет, — кидает он бесцветным тоном, когда внутри всё начинает закипать от негодования устроенной Арчер подставой. Общих тем у них примерно... ноль? Неловкое молчание повисает в воздухе. Найт отбивает пальцами по поверхности стола какой-то ритм, засевший в голове: возможно, это просто нервы или же он сам не подозревает, что знает азбуку Морзе и сигналит sos официанткам. Они не спешат на спасение. Аделин, активно спорящая за окном — тоже.

[indent] — Она никогда не заканчивает за десять минут. Это надолго, — он кивает в её сторону. Невербальное «может свалишь?» неоновой бегущей строкой тянется по его зрачкам, когда Ирвинг смотрит на Итана. — Так что если ты вдруг торопишься... У тебя ведь наверняка много важных дел?

[indent] Остаётся надеяться, что с пониманием намёков у Риверса лучше, чем у Эдди — его возражений.

— И о чем ты только думал, позволь спросить?

Он стоял перед столом, как нашкодивший щенок, опустив глаза вниз и плотно сцепив пальцы в замок. В кабинете продюсера было тихо и прохладно, работал кондиционер, пахло чем-то свежим — среди многочисленных книг и музыкальных пластинок прятался диффузор. Какой-то модный запах, Джошуа не мог разобрать, хотя парфюмерию считал своим коньком. Даже думал одно время пойти по пути отца, только свернуть на какой-нибудь химический факультет.

— Шу-кун. Я задал вопрос.

Джошуа тяжело вздохнул и поднял голову. Лицо Матсуяма-сан скрывалось в тени, он вообще не слишком жаловал свет, даже в кабинете была всего одна лампа, и та стояла на столе. Жалюзи опущены, несмотря на белый день за окном, лампа не горит, и лгут календарь, мать их...

— Шу-кун.

— Простите, Рё-сан. Я правда не знаю, что сказать.

Скрипнуло кресло. Матсуяма встал и подошел к бару — алкоголь там водился, но продюсер не пил и своим подопечным не советовал. Стеклянные бутылки стояли, словно солдаты на параде, все для гостей, спонсоров, которые посещали лейбл, желая урвать свой кусочек выгоды. Сейчас Рё достал две маленьких бутылки негазированной воды, одну из которых поставил перед Джошуа.

— Выпей. Сегодня очень жарко. И сядь уже, я ведь тебя не на ковер вызвал.

Джошуа послушно опустился в кресло и взял бутылку. Пить не хотелось, в такую жару он вообще не мог толком ни есть, ни вливать в себя воду, но перечить продюсеру Фараго хотел еще меньше. Он кое-как свинтил крышку и сделал пару глотков, чисто уважения ради, но под бдительными и полным ожидания взглядом продюсера покорно осушил все до последней капли.

— Ты верно думаешь, что я деспот какой-то. Стараюсь держать тебя в ежовых рукавицах, не так ли?

— Нет, Рё-сан, я так не думаю, — промямлил Джошуа, сжимая пустую бутылку.

Матсуяма вздохнул и вернулся на свое место.

— Видишь ли, теперь ты, как и остальные парни в моей команде, находятся под пристальным вниманием всей Японии. Хорошо, если не всей полностью, то значительной ее части. Каждый твой шаг, каждый жест, каждое слово, да что там, даже то, какого цвета рубашку ты сегодня надел и с каким аксессуаром вышел на дорожку, все будет интерпретироваться. Увы, не всегда верно. Люди очень любят домыслы, к тому же ты иностранец. Многие так и ждут, когда ты совершишь ошибку.

— Но ведь это какой-то помощник прокурора, — подал голос Джошуа. — И авария незначительная, страховая со всем...

Он заткнулся, когда увидел, как улыбается Матсуяма. Чувство вины нахлынуло с новой силой, и Джошуа дал себе обещание больше не произносить ни единого слова.

— Какой-то помощник прокурора, — повторил продюсер. — И какой-то прокурор. Между прочим, прокурор Токио. Жена которого возможно смотрит «Россыпь звезд». И возможно она всей душой желает победы... скажем, Акира-кун. Или Мико-кун. И вот так одно, казалось бы, незначительное обстоятельство накладывается на другое. А снежный ком лавины уже несется вниз, чтобы похоронить тебя и твою толком не начавшуюся карьеру.

Джошуа мучительно покраснел.

— Я не желаю быть тем, кто кошмарит тебя, — продолжил Рё. — Я всего лишь хочу помочь тебе, Шу-кун. Я твой друг.

В кабинете повисла тишина. Джошуа смотрел в сторону, затаив дыхание.

— Ты прав, страховая со всем разберется, — Матсуяма вдруг резко сменил тему. — Мои люди уже подключились. Давай постараемся сделать так, чтобы эта авария была единственным досадным происшествием в твоей жизни?

Фараго согласно покивал.

— Что ж, — Рё поставил бутылку на стол. — Можешь идти. Загляну к Горо-сан, он приготовил для тебя кое-что интересное.

Джошуа с готовностью подскочил и направился к дверям.

— Шу-кун.

Он остановился, как вкопанный.

— Да, Рё-сан?

— Шу-кун, — Матсуяма внимательно смотрел на певца. — Это ведь единственное, о чем ты хотел мне рассказать?

Джошуа не хотел. Он и не рассказывал. Обо всем продюсер узнал сам, стоило Шу переступить порог его офиса.

— Да, — Джошуа сглотнул. — Да, это все.

— Что ж, хорошо. Можешь идти. Береги себя, Шу-кун.

Джошуа вылетел из офиса, быстро прошел до самого конца коридора и остановился около кулера. Пустая бутылка все еще была в его руке, он с отвращением швырнул ее в мусорное ведро и потер лицо. Чужой бумажник лежал в кармане и прямо-таки на физическом уровне жег бедро. Лгать Джошуа так и не научился, и после встречи с Рё-сан наверное должен был отдать ему вещь Гэдзи. Однако по какой-то причине он это не сделал.

— К черту, — пробормотал Джошуа, направляясь к лифту. — Разберусь с этим сам.

Пока его ждал Хироси Горо. Еще одна звезда в мире шоу-бизнеса, но не в качестве исполнителя, а самый крутой автор песен во всей Японии.

Машина остановилась около многоэтажного дома. На улице лило как из ведра, Джошуа тер запотевшее стекло, безуспешно пытаясь разглядеть табличку на доме, а водитель такси тем временем ворчал:

— Это тот самый адрес, господин. Не сомневайтесь. Вас подождать?

— Нет, — Джошуа отрицательно покачал головой и зачем-то натянул бейсболку пониже. — Нет, благодарю вас. Вот, возьмите.

Расплатившись по счетчику, он вышел из авто и побежал к подъезду. Несмотря на то, что расстояние было небольшим, Джошуа промок до нитки, и даже модная джинсовая куртка не спасла положение. Встав под козырек, он отряхнулся по-собачьи, еще раз взглянул на адрес, указанный на бумажке, вложенной в портмоне специально на случай потери, и набрал на домофоне номер нужной квартиры. Потянулись утомительные гудки, Джошуа уже разочаровался в своей светлой идее — быть может, господина Гэндзи, и вовсе дома нет. С другой стороны, времени почти полночь, все нормальные люди уже должны были закончить работу.

— Да, — наконец, послышалось из динамика.

— Гэндзи-сан, это Джошуа, — торопливо забормотал певец. — Мы с вами встретились сегодня... ну, на дороге. Вы кое-что забыли в кафе, я приехал вернуть вас вещь. Пустите меня?

Домофон молчал. Но затем послышался щелчок, стеклянная дверь открылась, и повеселевший Фараго юркнул внутрь. Консьержа не было на месте, и Джошуа торопливо подошел к лифту — судя по номеру квартиры, Шоичи жил на одном из верхних этажей. Так и оказалось, а еще Джошуа узнал, что в элитной высотке на каждом этаже всего три квартиры. Очень интересно, и откуда у помощника прокурора такие деньги на аренду жилья? Или же квартира принадлежит ему?

Он тихо постучался в дверь, проигнорировав звонок, изнутри послышали шаги, а затем створка распахнулась. Шоичи явно был удивлен, и Джошуа торопливо поклонился и протянул бумажник.

— Вот, пожалуйста. Вы забыли. Извините, что не позвонил, совсем не было времени.

Это было почти правдой. На самом деле Джошуа просто опасался звонить из офиса Матсуяма-сан — почему-то его резко стала преследовать паранойя. Слишком уж нехороший взгляд был у продюсера во время их сегодняшнего разговора.

Кэри не ощущал себя счастливым уже очень много лет. Наверное, никогда, если быть честным. С тех самых пор, как начал понимать, что он не справляется с ожиданиями, с тех пор и был по-настоящему одинок. Когда отец говорил ему, что он мог лучше, а на самом деле у сам Кэр был на последнем издыхании, тогда он точно не был счастливым. Его робкая радость была всегда в одном, но он никогда даже думать не смел о том, чтобы заговорить об этом, чтобы позволить себе быть откровенным даже наедине (в ванной или спальне, или на прогулки, которая должна была укреплять его иммунитет, но только раздражала). Отец вёл его тернистым путём к победам, сам не ведая, что на самом деле только причинял ему боль. Усталость копилась ужасным грузом, и порой Закари думал о том, чтобы сдаться, потому что он был недостоин. Но каждый раз его что-то останавливало, заставляло быть осторожнее, пытаться снова. Когда он был маленьким, побеждать было легко, потому что никто не требовал от него на самом деле быть лучшим, достаточно было сделать вид, чтобы ему поверили.
Но с возрастом всё стало меняться: и сам Закари, и мир, который его окружал. Школа была местом, где никто не видел в нём "вот это Зак, вот он точно скоро всем наподдаст". Потому что он таковым и не был. Очки, сутулые плечи, тихий голос — Кэри был тем, на кого не обращали внимания, пока он не делал что-то экстравагантное.
И, как правило, это не срабатывало вообще. Потому что Закари не был тем, кто творил ерунду, ладно? Он не занимался спортом, не шумел в столовой, не щемил девчонок на переменах.
Он только глазел на парня, от которого дыхание спирало, и думал, что он просто оказался бракованным. Бесполезным абсолютно.

У Закари не было друзей в реальном мире — только в виртуальном, где никто не видел его лица, а только рисованный аватар, в котором не было ничего от реального Кэри.
Он договорился о новом матче вечером, но отец настоятельно рекомендовал ему отправиться на экскурсию. Потому что он, как ни странно, был старостой, которому нельзя было пропускать такие мероприятия.
Вот как раз тот момент экстравагантности, о котором он думал: однажды Кэри удалось проявить себя так, что его выбрали старостой. Впрочем,  с другой стороны, особо желающих занять это место не было.
Может быть, поэтому сейчас он был вынужден отвечать за всех, хотя никого из этих всех (за одним исключением) терпеть не мог? Оставив "Лигу легенд" и "Геншин" в планах на ближайшее время, он с тоской устроился в автобусе, сев сзади водителя, чтобы вести никому не нужные списки учеников.

А музей ему очень понравился. Не то чтобы Кэр бегал от экспоната к экспонату, но слушал всё, что им рассказывали, иногда поглядывая на хмурую фигуру Джека, втайне радуясь, что им удалось выбраться сюда вместе. Пусть и на самом деле по отдельности. Детали, детали, правда? Он выдохнул, ощущая давящее изнутри счастье.
Он не помнил, когда был счастлив на самом деле. Может быть, когда был ещё слишком мал? Когда жизнь за стенами особняка не выглядела такой пугающей?

А вот стоило автобусу тронуться в обратную сторону, а ему самому открыть шоколадный батончик, как тревогой обожгло всё изнутри. Обычно Закари никогда не ощущал такого, но сегодня всё было странным, будто бы он всё ещё спал.
Поэтому, когда автобус закрутило, он даже не понял, что произошло. То есть вот они ехали, слушали, как учитель переговаривался с водителем, а из наушников особо уставших играла музыка, а вот они летят куда-то к чертям, сопровождаемые криками и стонами ужаса. Шоколадка выпала из его рук, и Кэри почувствовал странное чувство потери, хотя нужно было волноваться вовсе не об этом.

Он пришёл в себя, ощущая, как звенело в ушах, а в груди давило болью. То ли ушиб, то ли ещё что это было, но чувство — далёкое от приятного. Он сплюнул кровавую слюну и обеспокоенно коснулся очков, которые не только не слетели, но и даже не разбились! Пока Закари приходил в себя, Джек, смелый и резкий, начал действовать. А ведь это он, Кэр, был старостой, это он должен был взять всё в свои руки, но сделать этого, предсказуемо, не смог.
Дурак.

Закари наконец взял себя в руки. Пока все стонали и начали выбираться, он осмотрелся. Учительница, мисс Уилсон, сидела на своём месте, но странно согнувшись.
Кэр коснулся её плеча, потряс, но женщина в себя не пришла. Чёрт!
— Джек, — он несмело позвал, потому что тот был единственным человеком, который не паниковал так сильно (или не паниковал вообще?). — Миссис Уилсон, похоже, мертва. Не могу найти пульс...

Он посещал курсы первой медпомощи — и многие другие, — но что в них было толку, если он не мог взять себя в руки? Водитель автобуса был мёртв, хотя не хотелось даже думать об этом. Но то, как он висел, говорило о многом. Странно, что Бетти Уилсон осталась на своём месте, но Кэри понял, почему так случилось, когда нагнулся, чтобы посмотреть. Её талию обвивал ремень безопасности, которыми не пользовались никто из других школьников, а вот живот был проткнут веткой. Кэр не увидел её раньше, поэтому и не понял ничего сразу. Он сам не вылетел и не пострадал просто потому, что пристегнулся тоже. Ведь он был хорошим мальчиком. Чёрт...

Задние ряды были пусты, а значит, все, кто был там, вылетели во время полёта. И вряд ли были живы. Мэри Орвис, Гарри Шао, Эви Макриди... Кто там ещё сидел? Он не мог вспомнить.

— Мы оставим их здесь? — нелепо спросил он. — А, да... Мы не сможем её вытащить...

Закари посмотрел на Джека, ощущая себя глупым донельзя. Почему он вообще позвал его? Впервые заговорил с ним в такой ситуации. Обсуждая труп учительницы.
Когда он подумал об этом, женщина издала тихий стон, привлекая к себе внимание. И Закари услышал его только потому, что прислушивался.
— Миссис Уилсон?! Джек, Джек, ты слышал? Она живая!

I still remember when it was you and me
Less like a memory, more like PTSD
I burned alive to stop you catchin' a chill
Barely survived when you went in for the kill

Грустная принцесса равняется грустным историям. И там и грустному взгляду в кайме чёрных ресниц. Где-то во всём этом определённо была взаимосвязь, вот только где? Наверное, в грустных мыслях. Я прекрасно знала, что это те ещё назойливые мушки – как начнут мельтешить, так не спрячешься. И глаза от них грустные, и слёзы текут, и руки чешутся сделать что-нибудь... конфет, например, коробку съесть! Конфеты, конечно, хорошо, но вот конфеты от грусти – это плохо. Я вдруг задумалась о том, что было бы замечательно, будь в моей сумочке спрей от мошек, приносящих грусть. Вот так пшикнуть , и грусти как не бывало! Но чего нет, того нет.
Я не хотел ничего о нем слышать, не хотела знать свежие новости из его новой жизни, в которой не было места мне и уже больше никогда не будет. Я не хотела снова с головой погружаться в прошлое, ностальгировать где-то в тишине под  его треки. Я тщательно старалась избегать все, что мне могло о нем напомнить, потому что, это было чертовски больно.
Первое время после того как меня отвергли, я себе места не находила, превратилась в нечто похожее на белого ходока, который наигранно улыбается, поддерживает разговор из вежливости, в целом, выглядит неизменно, как и всегда, но в глазах изменилось все раз и навсегда. Достаточно было только вглядеться в них тщательнее. И все становилось понятным, по крайней мере, людям, которые меня действительно знали. Было ли это депрессией? Вряд ли. Но это была невероятная тоска. Тоска, ломающая изнутри не только душу, но и кости. Тоска, которая отражалась в каждом движении, в нежелании вообще что-либо делать, куда-то идти.
Как за такое короткое время человек смог взобраться под кожу? Мне было плохо без него. Невероятно плохо, будто оторвали частичку души или сердца. И эта пустота не могла заполниться ничем. Ни работой, ни друзьями, ни семьей – вообще ничем.
Возможно, это юношеский максимализм и я слишком драматизирую, но как бы от этого легче не становится. От этого длинного дня осталось только его лицо, которое я вспоминаю с такой тянущей и щекотной нежностью, что хочется разрезать себе живот снизу вверх и вскрыть грудь, чтобы почесать сердце. Честное слово, лучше бы мы переспали в той гримерке. По крайней мере в моих глазах он бы стал очередным  большим разочарованием, которое забылось под ,  давлением  неприятных факторов.
Одним сообщением Ноа  разорвал руками голыми мою грудную клетку, с лету добираясь до сердца, вырывая его из привычного пристанища, чтобы насквозь пронзить. Чтобы отравить мне жизнь непривычной привязанностью к себе, к мужчине, который в разы старше и между строк: который увидел во мне тень , а когда узнал меня настоящую, решил просто оставить. Он смеется надо мной ,  издевается, заставляя думать днями и ночами только о нем, и удивительно, что я еще не сорвалась,  абсолютно переставая выносить то, что он принадлежит не мне. И сейчас, продолжая кипеть от гнева, от сводящей с ума влюбленности- наивной, детской, глупой , я начинаю скрупулезно и отточено прокручивать в голове текст того, что я могла бы оставить ему напоследок о себе, прекрасно зная, что он удалил бы  мое сообщение , без сожаления, отправил бы все мои чувства в корзину собственно, в жизни и в действительности ноа и сделал подобное, только не отдавая себе отчет в этом, даже не удосужившись прочитать последнее сообщение и предварительно потоптавшись на моих чувствах.
- Дева, работа закончилась. Тебе больше не надо позировать. Ты можешь расслабиться.
Не могу признаться, что уже  два месяца напряжена , как натянутая тетива. Если непроницаемое выражение лица на сьемках-это хорошо, то по окончанию работы-это плохо... Это часть работы- нравится людям, но никому не понравится смотреть на угрюмого человека, подавленного грузом своих проблем.
Улыбаюсь , запивая таблетки водой. Смотрите на меня! Смотрите! У моей угрюмости есть причина и это:
- Прости, Симона. У меня страшная мигрень и она никак не проходит.
Моя коллега копается в своей сумочки и достает маленький пакетик. Она берет мою ладонь и отсыпает несколько цветных таблеток.
- Прими мои. Поверь мне! У тебя не только пройдет голова ! Ты почувствуешь себя потрясающе!
Я никогда не видела кетамин, но мне почему-то кажется это именно он. Не секрет, что в модельном мире  есть место наркотикам. Красотки днем заказывают раф на миндальном, якобы ведя здоровый образ жизни, а вечером в туалете ресторана нюхают кокаин.Сходство химии эмоций с химией наркотиков, с одной стороны, поразительно, но, с другой, опасно. Сама по себе мысль, что кокаин и любовь на уровне мозга воздействуют по одной и той же схеме, ошеломляла.
- Тебе станет легче. Мы кстати хотим поехать в клуб  на концерт Machine Gun Kelly, на разогреве Slander и BlackBear. Поехали с нами.
Слушать , Колсона я бы не пошла даже если бы мне заплатили , а вот последние мне очень даже нравились.
Может это не самая плохая идея?

В соседнем  зале  разносится мягкая, давно заученная музыка, я заметно напрягаюсь. Похоже на караоке, но аплодисменты и крики на итальянском , говорят о том, что это семейное торжество, а зная итальянские семьи, там минимум человек 50.

I'm not afraid of the war
You've come to wage against my sins
I'm not okay, but I can try my best to just pretend

Зачем они так? Just pretend Эта песня...
Не могу даже слышать ее, тем более, голос так, похож на тенор Ноа. Он стягивает внутри все в тугой узел и заставляет с головой погрузиться в прошлое, о котором так тщательно и старательно хотелось забыть.

So will you wait me out, or will you drown me out?
So will you wait me out, or will you drown me out?

Аккустика. Звук в каких-то местах звучит паршиво, но этот голос...
Мягким одеялом накрывает всех, кто сидит в помещении, я буквально ощущаю, как кожа покрывается мурашками, даже становится тяжело дышать, а пальцы против воли сжимают стакан. Нет, это не он... Просто, голос очень похож. Я точно знаю, что он тусит сейчас с Поппи в  Мюнхене. Эта придурошная , ставит невидимые отметки в своих историях. Она просто меня бесит...

I know the pain that you hide behind the smile on your face
And not a day goes by where I don’t think I feel the same

Не могу оторвать. Не могу перестать слушать,  он каким-то магическим заклинанием, которое вырывается с  уст, будто парализует меня. Как же я люблю его голос.
Забыла, как дышать, как двигаться, как моргать. Теряю власть над своим телом и над собственными мыслями. Они бессмысленной чередой крутятся в моей голове, сменяясь воспоминаниями, которые так отчаянно пыталась  изгнать из своей головы.
Помешанность на тебе руками вцепляется и вгрызается в горло, день за днем сжимая  все больше, заставляя (едва ли не предсмертно) хрипеть; мне хочется сделать вдох глубокий, вбирая и впитывая в себя мизерные кубометры воздуха, но ты не даешь мне ни единого шанса. Мне тяжело, Ноа. Из-за тебя мой мир, порой иллюзорный , я в нем живу; у меня нет выбора, он почти разрушен. Из-за тебя я лишилась точки опоры.
Перестала понимать, где необходимая мне, но горькая, правда, а где – идеальная, складная и сладкая ложь. Из-за тебя я захотела того, что мне недоступно, того, что мне нельзя получить. Я потеряла контроль над собой.
Ты, сам того, вероятно, не подозревая, сломал меня, а эта придурочная – твоя сообщница в этом хитросплетенном обмане моего сердца. Ты сломал меня, и мне необходимо спрятаться, чтобы собрать себя воедино, заново, чтобы забыть  тебя, чтобы отпустить и перестать излишне страдать

Weigh down on me
Stay 'til morning
Way down
Would you say I'm worthy?

Замечаю, что мысленно, про себя, в голове протягиваю вместе с исполнителем каждую строчку, что пальцы против моей воли перебирают невидимые струны. Внутри происходит настоящий ураган, нужно срочно куда-то это дерьмо все выплеснуть, пока не произошел взрыв. Тяжело дышу, буквально ощущая, как глаза наливаются кровью от бешенства, злости, ненависти ко всему окружающему миру. Без церемонно беру бокал Симон и запиваю крепким алкоголем таблетки, что она предложила.
- Знаешь... Я с вами.

Cause I have hella feelings for you
I act like I don't fucking care...

Я жила в Париже, но Рим имел для меня особое значение. Здесь  я родилась. Город овеянный легендами и преданиями ,хранящими бесчисленные богатства. В детстве моя семья жила  в районе Трастевере. Это была самая настоящая душа Рима, где в семейных ресторанчиках подавали самую вкусную пасту и пиццу, но сейчас все иначе... Сейчас это улица , где сосредоточена ночная жизнь.
Это странное ощущение.  Мигрень прошла, но я не чувствую буквально...НИ-ЧЕ-ГО... Я пуста. Настолько, что это начинает пугать. Салон машины пахнет сладким дымом и алкоголем. Никогда не видела девочек таких - они курят травку, закидываются таблетками, кто-то даже нюхает кокаин.  Симона смеется, когда я  закуриваю, словно пятиклашка, косяк. Насрать. Сегодня можно. К тому же за  10 минут ,  я прокачала свой скилл курения пуская кольца.  Марихуана мне нравится больше , после нее хотя бы весело. Даже появилось настроение выложить пару сторис в инсту.
Мы не стоим в очереди. Фейсконтроль? Здесь я никогда с ним не сталкивалась.
Молодость самое время для того чтобы делать глупости и совершать ошибки, тем самым пытаясь понять, что такое настоящая жизнь.  Я  не просто представитель  молодежи,  я золотая молодежь! Это было мое  время, когда детей балуют чуть ли не всю жизнь, потакая всем прихотям. И не в одной-единственной семье: так же росли дети знакомых и знакомых знакомых. Всюду одно и то же. Все  мы росли в уверенности, что мы  особые, лучше всех, и пытались доказать это самим себе, совершив что-нибудь, чтобы оправдать свое право на исключительность. А если не удается обрести это «что-нибудь»? Тогда у нас  остается только непомерное самомнение. Не было ничего — ничего, что дало бы мне ощущение реальности. Все  материальные потребности удовлетворяются. Мы швырялись  деньгами и жаждали  развлечений. Но, упиваясь развлечениями, мы  предпочитали забыть о том, что у нас  за душой нет ничего, кроме непомерно раздутого самомнения, и надо только надеяться, что это только пока...
Будучи в своем уме, я бы бежала от таких людей, чтобы не пробуждать свою темную натуру. Но я здесь, я позволяю мраку затянуть меня.
Яд льстящих, приторно-сладких слов, расплывается по венам. Запах горечи разврата, запах старых , прогнивших насквозь грехов, что людьми овладевают, заставляя голову терять; заставляя ради острых ощущений не жалеть ни себя, ни друзей, ни родных, ударяют по обонятельным рецепторам сквозь черный бархат внешнего равнодушия , подливая масла в огонь внутренней страсти, едва держащейся под контролем, что в зрачках полыхает пламенем.
Одно лишь неосторожное движение рукой и поднос с напитками летит в сторону молодых людей.
- БЛЯЯЯЯ! Твою мать! Можно ли...
-  Я прошу прощения... Господи, ты ведь...
Blackbear...
Я виновато осматриваю парня, пока он сменил гнев на милость.
- Я очень люблю твои песни. Правда.
Cause I have hella feelings for you
I act like I don't fucking care...
Знал бы он, насколько эта песня отражает мое общее состояние.
- Оу, полегче... Я думал , принцессы не ругаются. Мне очень приятно. Стой! Мне кажется твое лицо очень знакомым...
Господи! Прошу, только не говори, что я тебе напоминаю Монику Беллучи.
- Мэттью отьебись от девчонки. Люди с хорошим музыкальным  вкусом тут редкость.- Дерек Андерсен из Slander.
- Скотт расстроится. Он и так в печали. Все идут слушать белобрысого придурка. Кстати твое  лицо мне кажется знакомым...- мужчина в кепке прищуривается , затем в его глазах загорается огонек, будто он только, что встретил старого друга. - Я знаю тебя! " Лучше бы ты вставила мозги, а не сиськи!"
Я конечно не так ответила Поппи в последнем комментарии под моим фото, но меня еще  никто не цитировал по памяти.
- Морайя охуела в последнее время. Да?
- Морайя?
- Поппи. Бывшая Скотта. Королева блять металла. Прости , Господи! Это как если Элтон Джон решит , что он новый солист Металлики.
Фуу, не хочу обсуждать Поппи, там где Поппи , всегда Ноа. Я смеюсь шуткам Дерека они реально смешные , только Мэтью не совсем понимает в чем дело.
- Да, я та самая... Я хочу вас кое о чем попросить. Могу ли я залить пару видео с вами в сторис ?
- Без проблем, крошка!
Самый правильный поступок за вечер- я действительно хочу им помочь. Настраиваю камеру на телефоне, Мэтт и Дерек приобнимают меня и улыбаются. Я говорю на итальянском, какие ребята крутые, какая замечательная у них музыка и , что это редкая возможность услышать их партии в живую.
- Это правда , что самые красивые девушки живут в Италии! - Мэтт невинно целует меня в щеку.
Я отмечаю ребят у себя на сторис и слышу как Дерек радостно орет:
- Дева Кассель!
-  Я требую сегодня сыграть Wish I Could Forget...

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

I've got a problem and the problem is you
Left me no option, I don’t know what to do
I broke your heart so you could know how it feels

Зал действительно наполнился. Не знаю, была ли это моя заслуга, но парни последним треком сыграли мою любимую песню. Я не пытаюсь вслушиваться в слова песни- это слишком больно, это слишком похоже на нас.

I wish that I could forget
I wish that I could forget
You took my world and flipped it upside down
Got me so high, you left me on the ground

Не знаю, точнее, не помню, сколько уже выпила. Но мне хорошо. Закрыв глаза я  медленно двигалась под музыку,. Иногда так мало нужно для счастья - пара шотов и музыка .  Мои движения были плавные и расслабленные, накидка  давно развязалась , обнажая плечи и изгиб не скрытой одеждой спины, и наверное я  в таком прекрасном упоении провела бы не один час, но...Бывают такие люди, которые одним своим появлением нарушают покой твоего закрытого мира, даже не имея к нему доступа.
В темноте в свете сафитов только блестит блондинистая голова. Колсон  что-то говорит, но я не слышу. Музыка слишком громкая. Ну или он и не пытался сделать так, чтобы я услышала. Из всего сказанного, я поняла только про кабинку или гримерку...
- Приятель, я не знаю , где мужской туалет...
- Я не это имел ввиду. Пошли снимем пару сторис , только в более приватной обстановке... Homevideo в духе Пэм и Томми Ли, крошка...
Его «крошка» было лишним. До тошноты пошлым. Липким. Уверена, у него это вырвалось прежде, чем он успел подумать , как будто после всего он  был ещё недостаточно скотиной, и стало финальным штрихом к этой паршивой картине.
- Ты будешь Пэм?  Я угадала? А Меган в курсе твоего невиного хобби? - усмехаюсь, в надежде уже отшить Бейкера.
В любом случае, итог один и тот же - он берет меня за руку  и кивает куда-то головой. Ничего не понимаю, но упираюсь ногами настолько насколько это возможно.
- Фуу... Нет! Да , что с тобой не так ?!
Бейкер загашен и я как бы тоже, но его поведение отвратительно. По инерции я пинаю его по голени, после чего пару человек обращают на нас внимание.Колсон потирает больное место, громко матерясь и проклиная.  Его друг тащит в сторону, вопя , что сейчас выступает именно он.
Ладно, я отдаю ему должное. Первые песни он зачитал или  спел мимо нот, но потом собрался и действительно раскачал толпу.  Колсон отбросил свою нелепую гитару в виде бритвы ( кто такое в адеквате вообще купит?) и стащил кепку у гитариста.
- Я обожаю импровизацию и , я уверен вы тоже!
Зал завопил и Бейкер начал свой речетатив. Для меня это смотрится ужасно нелепо, когда белая" рок-звезда" читает рэп , про то сколько он девчонок поимел в своей " Ламборджини".
Чертов сексист... а что мы не поем про последствия? Например, про хламидии.
- Под созвездием Девы...
Это уже было интересно. Прямым текстом он меня не упоминал, но намеки и довольно пошлые были. За что он на меня обиделся ? За то что сняла видео с ребятами, проигнорировав его? За то что не пошла с ним в гриммерку? Фуу, тут я должна обижаться. Это ведь домогательства, а потом я поняла... Колсон так привлекал хайп, как сделал это с Эминемом. Крайне сомнительный способ...
- Можно я трахну твою мать, глупая ты дура? Давай, но только быстро- отвечает она мне.

Я знаю эту сцену из " Малены", когда школьник обращается к глуховатому преподавателю, который думает, что тот отпрашивается в туалет...какой же козел... Колсон в добавляет в рифму имя моей мамы.Она никогда не опустится до выяснения отношений в сети, как Эминем она не запишет дисс. Мама просто не обратит внимания, считая себя выше этого, пока этот урод ловит хайп на ее имени, поливая грязью по сути невинного человека. Некоторые чувства невозможно сдержать, даже сохраняя их под давлением. Они неизбежно вырвутся наружу потоком обжигающей лавы.Это был чистый гнев. Пройдись по мне катком, но людей , которых я люблю не трогай. Отец всегда меня учил, что за свои слова надо отвечать. Алкоголь и наркотики развязывают мне руки. Я ЧУДО ЖЕНЩИНА! Нет! Я МАТЬ ЕГО, РОККИ ИЛИ РЭМБО! Я встаю на стол и на сцену летит полупустая бутылка из под шампанского. Девочки в шоке, музыка затихает, Колсон осматривается по сторонам , пока в его сторону уже не летит полная воды пластиковая бутылка
У таких вещей есть совершенно уникальная, просто поразительная способность попадать прямо в ближайшее себе подобное; а ближайшим «себеподобным» для этой конкретно бутылки была белобрысая голова  Колсона Бейкера. И хотя ударился  снаряд о нее почти бесшумно, не менее беззвучным стало все вокруг (как тому и подобает быть в большинстве подобных “шаблонных” случаев). Наконец, все обратили внимание и мудак на сцене тоже. Я мило улыбнулась , помахав ладошками, затем показала неприличный жест средним пальцем.
Охранник бесцеремонно взял меня за талию, чтобы спустить вниз.
- Уберите руки ! Я сама уйду.
Откровенно шокированные люди недоуменно уставились на это непривычное, экстравагантное в своей эпатажности, явление, пока под конвоем секьюрити меня выводили на выход.

I've got a problem and the problem is you
Left me no option, I don’t know what to do
I broke your heart so you could know how it feels
Got matchin' scars to show you that I was real
Knew from the start that this would never exist
But it is what it is

В Траставере всегда найдется кто-нибудь, кто не спит. Старичок в растянутой майке-алкоголичке курящий сигару или дворник напевающий незатейливый мотив. Сижу на тратуаре, обиженно дуя губы. Я всегда представляла себе ад, горячей пустыней,  где пахнет серой. Это не так! Я могла с увереностью сказать, что это полное фуфло! Ад- это когда в жару под 30, влажный ветер не несет желанной прохлады. Меня не отпускает... Настоящее исчезло. Фантазия — это часть реальности, и я  отключаем тормоза.
- Ой, Ноа! Почему даже в моей фантазии, ты так хмуро на меня смотришь. Фантазии особенно под кайфом не должны осуждать.
Я  думаю ясно и в тоже время не думаю  вообще, это хорошее чувство...Я перестаю  пытаться все контролировать, теплый поток химикатов внутри меня, я колышусь. Это что, повреждение мозга? Я забываю всю боль.  Люди больше  не угрожают, вся неуверенность испарилась, я  в облаках, я широко открыта , я женщина  космоса на орбите вокруг земли и мир выглядит прекрасным от туда.
- Знаешь, так  как, ты  плод моего воображения, с тобой я хоть могу  поговорить. Почти каждый  совершает одну и ту же ошибку – уделяет слишком много внимания органу под названием «сердце». Это крайне несправедливо. Печень, например, гораздо более скромный и серьёзный труженик нашего организма, но кто  слушает свою печень? Она тебе «не запивай экстази коктейлем, не запивай водкой», а ты ноль внимания. Зато чуть только екнет сердечко, как девочка готова идти у него на поводу.

Я  рискую  благоразумием ради кратковременного просветления. Так много идей... Так мало памяти... Последняя мысль погибает от предчувствия следующей. Меня  захватывает всепоглощающее чувство любви, я  плыву  в унисон, мы вместе... Я хотела бы, чтобы это было настоящим. В ритме... Часть движения... Движения побега...
- Не слушай музыку. Не включай радио. Потому-то каждый раз там играет  Just pretend. Это полный отстой. Ты — моя самая большая победа над гордостью.
Вдали  слышны звуки суеты, в темноте как нимб светится белобрысая голова Колсона.
- Честное слово...Лучше съебись!
Приподнимаю бровь, на автомате показываю пальцем на себя.
Это ты мне ?
Бейкер направляется ко мне и кто я такая, чтобы не пойти на встречу?
- Ты ебанутая!
Усталость завладевает частями моего тела, атрофируя , изничтожая и выжигая после себя все живое, но я упрямо продолжаю идти вперед, ведь остановка  равно проигрыш, а я не привыкла оставаться в дураках, тем более, в подобной ситуации с такими отягчающими обстоятельствами. Видимо, он ещё не имел дел с итальянкой в гневе. Самоубийца. Я чувствую себя гребанным Терминатором и честное слово, это будет лучшим окончанием этого гребанного дня если я набью Machine Gun Kelly  его лицо. Не знаю, что это ? Алкоголь? Наркотики? Просто, накопленная агрессия и злость на всех? Сейчас со мной может связаться только камикадзе...
- Ебанутая?  Повтори свой речитатив здесь и я тебя так отделаю...- кидаюсь. Пытаюсь ударить, но меня оттягивают- что даже не одна приличная проститутка не пойдёт с тобой в гриммерку.
Ну почему я не могу дотянуться?  Меня крепко, но аккуратно удерживают татуированные руки и я понимаю... все это время я изливала душу не своей иллюзии, а вполне себе реальному Ноа.
Просто... Убейте меня.

[indent]– Нет, ты представляешь? Этот козел сказал «Извини, но мама сказала, что ты мне не подходишь». Я очень хотела его стукнуть, но не успела, – бармен явно уже устал слушать пьяную ругань девушки, но ей было без разницы.
[indent]Вообще, Фелиция не завсегдатай баров. Почти сутки напролет она проводит за рулем своего авто, которое досталось от деда. Раритет, можно сказать. Последний раз в бар заглядывала на день рождения подруги, и то почти не пила. Но сегодня нашелся повод. – Почти два года! Два гребанных года потрачены впустую, – осушив бокал мартини, она закашлялась. – Просто представь. Я ведь думала, что все, раз вместе уже столько времени, то все на мази. Но нет, этот придурок решил посоветоваться со своей ненаглядной маменькой, - попросив наполнить бокал, Фел развернулась на стуле и посмотрела на других посетителей. Уже было больше десяти вечера, бар все больше наполнялся желающими скрасить свой вечер парой-другой бутылочек чего-то горячительного. Раньше Ли сроду бы здесь не показалась в одиночку, но все бывает впервые.
[indent]– А мать у него знаешь кто? Шишка какая-то, очевидно на жопе какого-то богача. Ой, прости, вырвалось, – очевидно, сегодня вся ее интеллигентность и воспитанность куда-то испарилась, отдав волю эмоциям. – Ну да, я простой таксист, не дочь какого-то генерального директора, но чем я хуже? Я считала, что все эти выгодные браки канули в Лету, но не тут-то было, – Фелиция даже не заметила, что бармен уже отошел к другим посетителям, а она все это рассказывает пустой пивной бутылке, которую видимо кто-то оставил на стойке.
[indent]Не сказать, что она так сильно хотела замуж. Да, ей уже не двадцать пять, но и не пятьдесят. Просто считала, что у нее уже все есть, жизнь устроена. Есть любимая работа, может и не самая прибыльная. Любимый мужчина, который оказался типичным маменькиным-сынком. Даже собака есть, непоседливый джек-рассел по кличке Шон, от которого правда дома вечный бедлам. Но тем не менее!
[indent]А теперь все пропало. Рухнуло в один миг. Весь привычный устоявшийся мир. Теперь придется строить все заново. Но для начала выкинуть все вещи теперь уже бывшего парня из квартиры, которая тоже досталась от дедушки. Но это она сделает завтра, а сегодня позанимается самобичеванием. Хотя бы немного.
[indent]– Да, докатилась ты Фел, пьешь в одного в баре, куда раньше даже не подумала бы прийти, – пробормотала она себе под нос, утыкаясь лбом в поверхность барной стойки. – А ведь завтра буду страдать от головной боли и того, что не смогу поработать.
[indent]Увидь ее сейчас кто-то из друзей, сроду бы не поверил, что Фелиция мало того, что находится в злачном заведении, так еще и напилась. А при учете, что обычно она не пьет ничего крепче черного чая, то много алкоголя ей и не надо. Фел вообще не из тех, кто ходит по вечеринкам и является душой компании. Скорее она из тех, кто может прийти за компанию и поддерживать беседу, а если ее никто не трогает – может сидеть спокойно, погруженная в свои мысли. Этим она пошла в мать, как всегда говорила бабушка. Правда родителей Ли не знала, они погибли, когда ей было чуть больше года. Именно с этого возраста она и жила с бабушкой и дедом, которые старались делать все, чтобы Фелиция не ощущала себя брошенной. И у них это вполне получалось, пока пять лет назад не умер дедушка, а за ним спустя год и бабуля. Так и осталась Фел одна против всего мира. Потом появился этот парень, который тоже решил ее бросить. Казалось бы, ей не привыкать быть одной, но все же любой девушке всегда хочется ощущать рядом надежное плечо. Увы, но это таковым не оказалось.
[indent]Так или иначе за своими мыслями и сетованиями на неудачную личную жизнь, Фелиция сидела тут уже второй час. Сообразительный бармен подливал ей в бокал все меньше, видя, что девушке итак уже не слишком хорошо. Та же, похоже, не замечала вокруг почти ничего, упиваясь своим надуманным горем, а скорее обидой. Правда, когда ощутила на своей спине чье-то прикосновение, это ей совершенно не понравилось. Сначала до нее не сразу дошло, а потом она резко дернулась, стараясь уйти от чужой потной ладони. – Руки убери, слышишь, найди себе проститутку, – громко и с вызовом сказала Ли, спускаясь со стула и оборачиваясь. Перед ней стоял какой-то детина, на лице которого отсутствовал какой-либо мыслительный процесс. Таким обычно толку нет что-то говорить, потому что их мозгом управляет алкоголь или еще чего похуже. – У вас тут охраны совсем нет, да? – она обратилась к бармену, который, очевидно, увидел или услышал, что стало неспокойно. – А ты проваливай, потому что я очень зла на одного человека, а ты можешь попасть под горячую руку.
[indent]Мужик, правда, не слишком понял, что ему говорят, потому что попытался обхватить ее своими огромными ручищами. А Фел не нашла ничего лучше, чем садануть коленом ему между ног, благо, расстояние позволяло хорошенько замахнуться. – Я же сказала, чтоб ты ушел. Всё вам мужики надо объяснять, - постучав ладонями одной о другую, словно стряхивая грязь, Ли снова уселась на свое место. Очевидно, алкоголь сделал свое дело, поскольку обычно Фел не вела себя так, можно сказать, бесстрашно. Она вообще не из тех, кто демонстрирует эмоции на публике. Но, похоже, сегодня именно тот вечер, когда можно забыть о многом.
[indent]Иначе как объяснить то, что спустя еще минут десять, стоило заиграть одной из любимых песен, Фел набралась смелости и забралась на барную стойку. Бармен, который на сегодня стал ее другом, старался объяснить, что не стоит этого делать. Но разве кто-то может остановить девушку, у которой куда-то пропала скромность и спокойствие?
[indent]Поэтому посетители бара могли с удивлением наблюдать за Фел, которая старалась двигаться под музыку, правда довольно плохо попадала в такт. Но, очевидно, многим это даже нравилось, потому что где-то на середине ее экспромта раздался одобрительный свист. Наверное, хорошо, что она не любит каблуки, иначе уже давно бы рухнула на пол. А поскольку она не на рок-концерте, ее бы точно никто не поймал. – Чего вы сидите? Давайте танцевать! – непонятно обращалась ли она к кому-то конкретному или ко всем, но Фел определенно сегодня была в ударе. А напряги она свое зрение, увидела бы одно знакомое лицо, которое явно не ожидала увидеть. Но, возможно, именно поэтому и не увидела.

Когда Селеста подается вперед, пересекая последнее зыбкое расстояние, Итан не отстраняется. Он позволяет ей стереть эту призрачную грань, которая должна бы удерживать их в безопасных рамках, но рамки рушатся вместе с влажным отпечатком её ладоней на чуть шершавой поверхности дерева. Ликер в стакане остается забыт, и Риверс следит за Брукс, когда она устраивается на локтях, подперев лицо ладонями, и улыбается так, словно этот момент принадлежит только им.

За окнами бара уже давно опустился осенний вечер, и свет фонарей размыто растекается по мокрому асфальту. Дождя не было, но воздух напитан сыростью, а люди, входящие с улицы, приносят с собой прохладу. В помещении многолюдно: кто-то смеётся, перегибаясь через стойку, кто-то роняет лёд в стакан и размешивает его ложечкой, запуская звонкие круги по поверхности. Запах алкоголя, пряностей и чего-то слегка горелого с кухни наполняет воздух, но здесь, за столом друг напротив друга остаются только они двое.

Итан смотрит на неё внимательно, словно оценивает, стоит ли продолжать этот фарс или пора пресечь его на корню. Селеста играет – слишком увлеченно, слишком открыто, – и он видит, что ей нравится эта игра. Вот только правила у них разные.

— Такой самоуверенный и лживый немного не молодой человек.

Глаза её блестят от выпитого, в голосе появляется легкая небрежность, словно ей теперь все равно, что будет дальше. Итан знает это состояние – та самая зыбкая грань между контролируемым опьянением и моментом, когда слова уже не принадлежат тебе. Он не двигается, когда она складывает губы трубочкой и выдувает воздух в его сторону – детская, почти дерзкая провокация. Еще один шаг в этом бесполезном противостоянии.

Он недолго молчит, позволяя секундам растянуться словно растаявшая на языке конфета, что неприятно липнет к зубам. И смотрит, как она ждёт – внимательно, с вызовом, почти с нетерпением.

— И как тебе?

Голос ее едва громче шепота, но он слышит. И в этом голосе слишком много скрытых значений.

О чем она? О напитке? О встрече? О том, что их тянет друг к другу так, что они оказываются в этом дурацком баре, сидя напротив и тщательно проверяя границы друг друга?

Он мог бы сказать, что ее любимый ликер терпкий, с оттенками горечи, оставляет после себя согревающее тепло. Он мог бы сказать, что этот бар – не лучшее место для подобных встреч, но у него нет иллюзий: дело не в баре, не в ликере и не в случайности.

Селеста наклоняется ближе, но Риверс по-прежнему остается на месте.

— Или ты тоже предпочитаешь не отвечать на вопросы, Итан?

Она смотрит на него в упор, словно ждёт, что он сорвется и отведёт взгляд первым. В её взгляде пьяный азарт, и в этом моменте он ясно видит девчонку, которая привыкла добиваться своего – упрямую, дерзкую, уверенную в собственных словах и действиях. Пожалуй, такой Риверс видит Селесту впервые.

Он чуть наклоняет голову, изучая её лицо. Легкий румянец, вызванный алкоголем или жаром помещения. Губы, чуть приоткрытые в ожидании ответа. Глаза, в которых горит странный огонь, в происхождении природы которого Итану совершенно не хочется разбираться.

— Всё зависит от вопроса, – наконец говорит он, голос ровный, почти ленивый.

Он мог бы выдать любую версию правды, мог бы продолжить эту игру – но раздражение внутри разрастается и скоро его станет сложно скрывать. Кроме того, в её словах звучит – не тот вызов, который заденет по-настоящему, и не та провокация, на которую он отреагирует так, как она, возможно, ждёт.

Брукс ищет что-то в его глазах. Что? Подтверждение? Признание? Она хочет, чтобы он сказал нечто откровенное, что можно было бы вытянуть в продолжение этой ночи? Но вместо этого он откидывается назад, перенося вес на спинку стула, возвращая между ними ту дистанцию, которую Селеста так старательно стирала. Он больше не играет, не поддается этому моменту.

— Думаю, нам пора.

Голос без эмоций. Тон окончательный.
Он достает бумажные купюры, оставляет чаевые под стаканом, а после встает, выжидая, пока она поднимется вслед за ним. Селеста все еще смотрит на него – то ли с легким разочарованием, то ли с непониманием.
— Я провожу тебя, – он не спрашивает. Он просто решает закончить этот фарс.

На улице поздний сентябрьский вечер. Воздух пахнет холодом и остатками опавшей листвы, и кто-то поодаль закуривает сигарету, позволяя тонкому дыму растворяться в полумраке. Лёгкий ветер цепляется за ткань свитера, пробираясь под ворот.

Селеста выходит следом, хмурится, возможно, от холода, когда ночной воздух окончательно пробирает её до костей. На ней нет куртки – должно быть, она не подумала о том, как будет возвращаться. Он замечает это сразу.

Риверс молча снимает свою куртку и протягивает ей.
— Надень.

Селеста медлит. Итану кажется, что она хочет сейчас снова съязвить, возможно даже возразить, что ей не холодно, но кончики её пальцев, сжимающие край рукава, выдают её.

— Надень, – повторяет он, но уже иначе. Устало и решительно. Тоном, с которым обычно не спорят. Но дело в том, что Селеста редко поступает "как обычно" и Итану придется с этим примириться.

Есть моменты, когда надо признать: это не вызов, не игра, а просто путь в никуда.

На стуле Сет растекся с наслаждением, словно мороженное, так здесь было прохладно и хорошо. Прижался спиной к спинке дивана и уложил локоть левой руки на нее, расслабляясь всем телом. Отличное место. Пахнет вкусно. Выпечкой кажется, а еще кофе.
- Ну ладно, куплю в магазине - пожал плечами Райт на отрицательный ответ официанта и фразу Тилан. Жаль, что нельзя покурить прямо сейчас. Хотелось вдохнуть никотина в легкие. А ещё выпить. Минимум пива или вина, максимум чего покрепче. Плевать, что врачи предостерегали, Сет и без того провел в больнице словно узник не видя ни развлечений, не испытывая хоть толику удовольствия, одни страдания. Он устал не сколько физически, а эмоционально. Наверное это та стадия, когда человеку хочется всего и побольше, того чего нельзя или запрещено. Официант взял заказ и удалился. Посмотрев ему в след Райт зажал между зубами зубочистку. Поможет, но не надолго. Сет в больнице из иногда жевал, это позволяло временно избавится от сильной тяги закурить, еще помогала жвачка. У него она была всегда с собой последнее время. Надо привести себя в порядок, а то оброс. Сэт с одной стороны хотел подкоротить волосы немного, чуть ниже ушей оставить, но с другой ему нравилось быть патлатым. Так что Райт решил все оставить, только перекрасится и сделать какую-нибудь прическу, легкую, без кардинальных изменений.
- Да, он тебе понравится - кивнул Райт на вопрос о сюрпризе и загадочно улыбнулся. После того как он посетит парикмахерскую они оба, с Тилан, будут светленькие, и правда как близняшки. В юношестве он тоже красился, так что наверное на самом деле сюрпризом подобное назвать можно с натяжкой. Пока говорили официант принес уже заказ. Мороженное три вкуса. Сливочное, шоколадное и с клубникой.
- Отпад! - воскликнул Сет забирая с подноса мороженное и стакан холодного мохито. Сделав из последнего глоток Райт смачно чмокнул губами. В такую погоду хорошо лежать в гамаке, под сенью пальм, со стаканом, где плавают кубики льда и просто наслаждаться тишиной. Не зря Сет предпочитал ночь дню. Взяв вазу с мороженным молодой человек принялся потихоньку его есть. Черпал ложкой, заглатывал и катал на языке кусочки, ощущая как холодит льдом щеки, да и весь рот. Гений тот кто придумал мороженное.
-Хорошо. - согласился Сэт, отпивая из стакана, и забирая у сестры из рук визитку. Шутливо добавил, повертев ее между пальцев - Постараюсь не заблудиться.
И спрятал в сумку карточку. Расправившись с мороженным Сет ощутил себя вполне довольным жизнью. Он охладился и чувствовал себя готовым продолжать путь. Тилан заказала рыбки с овощами и брат ей не мешал есть. Отвлекся пару раз на телефон, чтобы отправить сообщения кому-то. На самом деле одному своему знакомому. Встретится с ним надо будет завтра вечером, потому Сету обязательно требуется разжиться деньгами, наличкой, как можно скорее. Закончив с едой Тилан решила дать брату карточку для оплаты его дальнейших хотелок и покупок. Райт ее взял, хотя было видно, что ему пользоваться деньгами сестры не особо хотелось. Но что поделать, своих не водилось. Попробуй теперь запомни сколько должен. Ладно разберутся со временем. Если бы Тилан давала под проценты, он бы ходил у нее в долговом рабстве пару лет как минимум. За шмотки должен хренову кучу денег, как и за бижутерию. Столько дел еще надо переделать на самом деле, уму не постижимо. Уже на пороге Сет распрощался с сестрой. На последок взял ее за руку и ласково сжал своими пальцами запястье. Не переживай, малыш, я быстро. Вернусь к тебе и Сет хотел правда оказаться с ней рядом, не покидать надолго. Он боялся не только оставить ее надолго, но и самому оказаться без нее. Тишина. Пустота. Холод. Даже мысли пугают о том, что может случится что-то что разлучит их снова. Тилан отправилась к машине, а Райт пошел дальше по улице. Не в силах удержаться оборачивался раза два, лишь третий сдержал в себе, напрягая плечи и спину, заставляя себя идти вперед спокойным шагом. Вскоре машина Тилан скрылась из глаз, Сет только тогда повернулся, но там где она стояла раньше никого не было. Уехала его сестренка. Парикмахерская находилась совсем рядом. Пойти метров триста, потом завернуть и вот она. Сет нашел ее в навигаторе, почитал отзывы и убедился, что оттуда он не вернется с проплешинами на макушке или совершенно лысым. Потребовалось какое-то время чтобы волосы приобрели нужный вид, а краска взяла их, осветлив настолько, что они стали практически белыми. Райт был вполне доволен своим отражением в зеркале. Не хватало бусинок, с каменьями, в ушах для полного образа и еще другой одежды. Желательно чего-то вызывающего. Чтоб прям совсем было видно, что он человек творческий и веселый. После того как вышел из парикмахерской, Сет минут десять крутился около магазина кальянного магазина где продавали всякие смеси для курения, в том числе и сигареты. Сомневался все, думал, стоит ли. Хотелось. Сильно. До безумия. Играть на гитаре на сцене, орать песни, танцевать, пить, курить, трахаться как все нормальные люди. Сет смотрел на собственное отражение в витрине и видел от себя прошлого только блеклую тень. Покачав головой Райт не стал заходить в магазин и отправился дальше, прячась под сенью деревьев у дороги. Тоже самое повторилось у маркета с алкоголем. Стоял Сет около него, разглядывая ассортимент на полках какое-то время, а потом взял и ушел. На душе было погано. В этот момент из магазина вышла смеющаяся компания парней примерно одного с ним возраста, они несли два ящика пива и собирались ехать куда-то на машине. Веселые, обсуждали что взять с собой в лес, сколько девочек поедет, что взять еще в магазине, надо ли чипсов и кетчуп для мяса. Сет слышал это краем уха, прижавшись спиной к пальме и фотографируясь на ее фоне. Хэштег "блондин теперь в Маями" подписал фото и выложил в инстаграмм. В нем всего десяток подсписков, в том числе его сестра. Остальные старые знакомые. После того как фото было отправлено Сет вызвал такси. На нем добрался до дома. Гораздо раньше, чем его наверное и ждали. Получилось зайти тихо. До своей комнаты Райт добрался как мышка. Ни звука, даже дышать старался через раз. Как будто никого дома. На самом деле нет. Тилан где-то рядом. Может она у себя? Прибралась. В воздухе пахнет цветами. Хорошо то как, в отличии от пыльных дорог города и выхлопных запахов. Подумав об этом Сет вдруг услышал как тараторит на беззвучной вибрации телефон. Смс значит пришла. Плюхнувшись на край кровати Райт увидел на экране сообщение от сестры. Хахаха, спрашивает как дела. Чтобы такого ответить. Маленькая ложь. "Уже еду " отписался Сет ей, при этом находясь в том же доме что и она. Прикол же. Стараясь не шуметь Райт начал переодеваться. Одел черные штаны с кожаным поясом и металлическими заклепками на нем, такую же темную рубашку, с длинными рукавами, затем вдел в одно ухо сережку. Серебристую, с белым камнем, блестящим на свету. Длинная такая. На другое ухо просто среднего размера кольцо нацепил. Запястье на левой руке украсил кожаный браслет с металлическими шипами. Кольца на пальцы и готово. Сет побрызгался туалетной водой с древесным запахом. Красавчик. Для вечеринки самое то. Себя показать и на других посмотреть. Заключительным штрихом - темно-фиолетовые очки в черной оправе, на воротник рубашки повесить. Закончив переодеваться Райт спокойно вышел в коридор и направился к двери, ведущей наружу. Встал там около косяка и включив на телефоне клубный трек, решил привлечь к себе внимание.
-Эхе-хе, сестричка, я тебя подколоть решил! - воскликнул Сет едва не прыгая от радости на одном месте. Шило заиграло. И все равно где вечеринка, лишь бы тусить. Вспомнить как это точнее. Машиной он умел управлять, не только мотоциклом. Давно это было конечно. Еще отец учил..
-Поехали! Я готов. Дай порулить, а?
Неважно дадут или нет. Сет хотел побыстрее добраться до места вечеринки, но как бы он не спешил и его внимание не фокусировалось, он не мог не обратить внимание на сестру. Она красотка. Нет, она королева. Даже не так, она просто богиня. Ноги у нее зачетные конечно. Взгляд скользнул вниз, Райт замолчал и притих на время, застывая глазами на чужих бедрах и коленках. Он словно прилип к ним. Потрогать руками хотелось. Цвет лайма очень идет Тилан. Это прям ее платье. Вот бы ладонями скользнуть по этим ногам, коснуться губами, еще выше. Сердце так бьется в груди. Или в горле? В ушах? Сет не мог понять где шумит у него, словно барабаны бьют. Хотелось вырвать на голове волосы прямо сейчас. Орало изнутри. Очнись, осел! Ты что ебанулся? Ощутив что краснеет как помидорка Сет вылетел на улицу, вздохнув судорожно воздух. Не смотреть, не думать, не мечтать...не желать. Когда ехали Сет старался поменьше смотреть на Тилан. Она слишком прекрасна. Она волнует его сильно и он думает о ней, а не о дороге.
- Да тут прям Титаник намечается. - поделился своим мнением об увиденном Райт, присвистнув одобрительно, когда машина подъехала к месту назначения.

— А что, Александр первым не идет? — несмотря на подавленность — общую и свою в частности, — Соня не удержалась от возможности подколоть Сашу, покосившись на него и слабо улыбнувшись.

За те несколько часов, что они провели вместе в автобусе, это был первый раз, когда Соня, пусть и не напрямую, обратилась к Шепсу. Саша тоже до сих пор голоса не подавал — окружающим такое поведение легко было списать на ранний подъем и долгую дорогу; Соня, впрочем, полагала, что за его молчанием могут стоять и другие причины, но лезть первой и вызывать Сашу на разговор по душам не хотела. Может, после пережитого он вообще ее видеть не хочет; если окажется так, то она не осудит.

— Сейчас решим, — режиссер пожал плечами и вдруг гоготнул. — Тетки обычно требуют вперед Шепса.

Ассистентка, скрывшаяся некоторое время назад в гостинице, выглянула на парковку и позвала всех занимать свои комнаты. Единственным мужчинам — Саше и режиссеру Вадиму — достался номер на двоих, девушек же расселили по трое — кому-то предстояло делить с коллегой двуспальную кровать, кому-то — ютиться на односпальной, предназначенной в обычных обстоятельствах для детей. Экономия, что тут скажешь. И даже не пожаловаться: иногда им приходилось ночевать в условиях намного хуже имеющихся.

Когда комнаты были распределены, Соня бросила свою сумку на тумбу, достала все необходимое — документы, телефон, кошелек и кое-какая атрибутика для ритуалов (в необходимости которой она теперь сомневалась, однако на телевидении все должно было оставаться достаточно эффектным, чтобы поразить зрителя), — и, пока прочие девочки ссорились из-за кровати, поспешила выйти, чтобы нагнать Вадима, вышедшего на парковку покурить.

— А можем мы с Сашей сразу начать вместе? — выпалила она, очутившись рядом.

Режиссер взглянул на Соню не без удивления — Шепс пользовался отвратительной репутацией среди своих коллег по съемочной площадке, и делить с ним кадр никому особо не хотелось. Соню, впрочем, Сашины выкрутасы не пугали — а вот очутиться один на один с какой-нибудь очередной неведомой хуйней ей бы не хотелось. Если такое и случится, то он по крайней мере придумает, как эту ситуацию обыграть так, чтобы они не выглядели чокнутыми.

— Ну, можете, в принципе, — неохотно протянул Вадим. — Правда, придется потом остальным объяснять, как это у нас на один эпизод правила изменились... А чего ты?

Соня замялась. Объяснения, которое звучало бы достаточно правдиво, у нее не было; рассказывать же, что она до усрачки напугана событиями в Разорено-Семеновском, ей не хотелось. Впрочем, ей необязательно сыпать подробностями... Тем более, что не похоже, чтобы режиссеру они были интересны.

— Мне как-то не по себе после последних съемок, — коротко прокомментировала она; опустила глаза, будто смущаясь, затем взглянула на Вадима, еле заметно улыбнувшись. — С Сашей будет спокойнее.

Режиссер закатил глаза, сделав собственный вывод: еще одна пала жертвой не ясного ему, Вадиму, очарования старшего Шепса. Но согласился. Сделав последнюю затяжку, он не глядя стрельнул бычком в сторону газона и велел выдвигаться: из гостиницы как раз вышли последние члены команды. Перед тем, как отправиться по нужному адресу, Соне и Саше рассказали некоторые подробности дела — о привычках погибшего юноши, об особенностях его матери и прочих родственников; такую информацию они использовали при съемках каждого эпизода, причем, ходили слухи, что получали ее разными путями, в том числе — не совсем законными. Соня предпочитала не задумываться об этом; ей казалось, что каждый, кто решался принять участие в съемках, понимал, что все происходящее на экране — это сценарий. По крайней мере, так было до последних событий.

Дом, куда они направлялись, находился совсем недалеко, через пару кварталов. Как и гостиница, в которой они остановились, это было миниатюрное, очень аккуратное, какое-то как будто бы игрушечное кирпичное здание, вмещавшее в себя всего несколько квартир. В доме было всего два этажа, нужная им квартира находилась на первом; в окне, занавешенном тонкой тюлью, уже виднелись два лица — потерпевшая, вызвавшая экстрасенсов в Две сосны, и ее сестра, приютившая родственницу, лишившуюся жилья из-за пожара.