— А что, Александр первым не идет? — несмотря на подавленность — общую и свою в частности, — Соня не удержалась от возможности подколоть Сашу, покосившись на него и слабо улыбнувшись.

За те несколько часов, что они провели вместе в автобусе, это был первый раз, когда Соня, пусть и не напрямую, обратилась к Шепсу. Саша тоже до сих пор голоса не подавал — окружающим такое поведение легко было списать на ранний подъем и долгую дорогу; Соня, впрочем, полагала, что за его молчанием могут стоять и другие причины, но лезть первой и вызывать Сашу на разговор по душам не хотела. Может, после пережитого он вообще ее видеть не хочет; если окажется так, то она не осудит.

— Сейчас решим, — режиссер пожал плечами и вдруг гоготнул. — Тетки обычно требуют вперед Шепса.

Ассистентка, скрывшаяся некоторое время назад в гостинице, выглянула на парковку и позвала всех занимать свои комнаты. Единственным мужчинам — Саше и режиссеру Вадиму — достался номер на двоих, девушек же расселили по трое — кому-то предстояло делить с коллегой двуспальную кровать, кому-то — ютиться на односпальной, предназначенной в обычных обстоятельствах для детей. Экономия, что тут скажешь. И даже не пожаловаться: иногда им приходилось ночевать в условиях намного хуже имеющихся.

Когда комнаты были распределены, Соня бросила свою сумку на тумбу, достала все необходимое — документы, телефон, кошелек и кое-какая атрибутика для ритуалов (в необходимости которой она теперь сомневалась, однако на телевидении все должно было оставаться достаточно эффектным, чтобы поразить зрителя), — и, пока прочие девочки ссорились из-за кровати, поспешила выйти, чтобы нагнать Вадима, вышедшего на парковку покурить.

— А можем мы с Сашей сразу начать вместе? — выпалила она, очутившись рядом.

Режиссер взглянул на Соню не без удивления — Шепс пользовался отвратительной репутацией среди своих коллег по съемочной площадке, и делить с ним кадр никому особо не хотелось. Соню, впрочем, Сашины выкрутасы не пугали — а вот очутиться один на один с какой-нибудь очередной неведомой хуйней ей бы не хотелось. Если такое и случится, то он по крайней мере придумает, как эту ситуацию обыграть так, чтобы они не выглядели чокнутыми.

— Ну, можете, в принципе, — неохотно протянул Вадим. — Правда, придется потом остальным объяснять, как это у нас на один эпизод правила изменились... А чего ты?

Соня замялась. Объяснения, которое звучало бы достаточно правдиво, у нее не было; рассказывать же, что она до усрачки напугана событиями в Разорено-Семеновском, ей не хотелось. Впрочем, ей необязательно сыпать подробностями... Тем более, что не похоже, чтобы режиссеру они были интересны.

— Мне как-то не по себе после последних съемок, — коротко прокомментировала она; опустила глаза, будто смущаясь, затем взглянула на Вадима, еле заметно улыбнувшись. — С Сашей будет спокойнее.

Режиссер закатил глаза, сделав собственный вывод: еще одна пала жертвой не ясного ему, Вадиму, очарования старшего Шепса. Но согласился. Сделав последнюю затяжку, он не глядя стрельнул бычком в сторону газона и велел выдвигаться: из гостиницы как раз вышли последние члены команды. Перед тем, как отправиться по нужному адресу, Соне и Саше рассказали некоторые подробности дела — о привычках погибшего юноши, об особенностях его матери и прочих родственников; такую информацию они использовали при съемках каждого эпизода, причем, ходили слухи, что получали ее разными путями, в том числе — не совсем законными. Соня предпочитала не задумываться об этом; ей казалось, что каждый, кто решался принять участие в съемках, понимал, что все происходящее на экране — это сценарий. По крайней мере, так было до последних событий.

Дом, куда они направлялись, находился совсем недалеко, через пару кварталов. Как и гостиница, в которой они остановились, это было миниатюрное, очень аккуратное, какое-то как будто бы игрушечное кирпичное здание, вмещавшее в себя всего несколько квартир. В доме было всего два этажа, нужная им квартира находилась на первом; в окне, занавешенном тонкой тюлью, уже виднелись два лица — потерпевшая, вызвавшая экстрасенсов в Две сосны, и ее сестра, приютившая родственницу, лишившуюся жилья из-за пожара.

[indent] - Весь бар? Как чудесно, с удовольствием выжру весь тут бар и самые-самые дорогие напитки, и буду жрать их, каждый день, а платить за это будешь ты, - продолжала козлить, или же «дышать перед смертью» девушка. А под смертью подразумевалось – ее сегодня будут трахать, долго, интенсивно и в самых разных позах, обыкновенное дело для женщины, но не когда ты еще совсем недавно была мужиком. И уж тем более мысли об анале, так и вовсе заставляли девушку тяжело дышать и выкуривать очередную сигарету. – Тогда, где мои дорогие подарки? Я ведь все-таки дарил…ла, подарки другим шлюхам, деньги и прочие плюшки. А дорогие вина и еда это все идет как само собой разумеющееся из этого заведения. И Боже, куда ты все-таки меня привел? Просто невероятная похабщина и пошлость.
[indent] Все-таки многое зависит от разных точек зрения, от разного восприятия на действительность. Что-то одно воспринимается совсем иначе под иным углом зрения. Совсем иное, совсем не то, к чему человек привык, если на это посмотреть иначе. И Луиза сейчас это по полной ощущало, смотря на иной столик. Где толстый мужик делал сальные комплименты и буквально пожирал глазами параллельно сидящую девчушку с двумя косичками по бокам с нарядом студентки легкого поведения. Было, конечно, мерзко это видеть и представлять как потом этот боров будет трахать эту девчушку. А если так подумать, то было ли у него чем ее трахать? Вид запойного пивного алкаша, у которых как известно уже ничего не стоит. Да и сиськи им не нужны им нужна еще одна кружка Гиннеса или Хофброя. Впрочем, если он ее сюда привел, значит у него таки было чем ебать девушку. И это конечно же сразу представлялась крайне омерзительной картинкой в голове студентки медицинского университета. Мерзость.
[indent] Еще стоит добавить, уточнить платиновая блондинка тут определенно была белой вороной среди всех остальных присутствующих в зале. Слишком консервативно одетая на фоне иных посетительниц или клиенток. Заставляя себя по полной чувствовать себя крайне неуютно в такой шкуре, в таком положении вещей, которые для нее создал ее бывший учитель. Впрочем, насколько бывает бывший, само значение слова. Поскольку бывших учителей, как шпионов или мусоров, они же копы, не бывает. Один раз и навечно, не отмоешься, ну безусловно быть учителем или преподом в этом нет ничего плохого, это весьма почетно и в обществе уважается в отличие от чертовых полицаев. Так что учитель и ученик. Старая песня о главном на новый лад. Когда теперь вместо ученика – ученица.
[indent] - Да, я научился от тебя, любимый мой родной. А ты думал я не узнаю, как меня воскрешать ты будешь? Точнее воскресил? Ты думаешь, я тут только умею шутки шутить, коньяк жрать и баб ебать? Ну…как оказывается не только это. А еще оказывается могу докопаться и до истинных мотивов моего воскрешения, - разговор продолжался насыщаться ядом с обеих сторон. Ровно настолько как козлил учитель, не менее козлила и его ученица. Хотя теперь, наверное, стоит говорить – "овцила", или "овцала", не ахти конечно же слово. Впрочем, девушка смаковала эти удивленные глаза, радостно выдыхая сигаретный дым. – Барона? Мелковатое конечно же аристократическое звание для него, даже не граф. А почему бы не посмеяться сквозь слезы? Мне то тем более в своей новой ипостаси не привыкать к этому, смеяться, стонать, кричать сквозь слезы, было бы потом неплохо и тебя к такому приучить. Кушай-кушай не обляпайся.
[indent] Парень со всего размаха налегал на принесенную еду, а девушка к ней практически не притрагивалась, жареная семга с овощами была не для нее, она бы, конечно, ее съела, но учитывая, что ее ждало было бы не очень хорошо во время процесса «обосраться» пардон. По-другому тут не скажешь, только прямо. Вино, манго, бананы и груша, вот был ее рацион за этим столом в отличие от мужчины, что продолжал плотоядно поедать мясо. Чтобы набраться сил и затем поедать свою ученицу. Отыграться за ту самую подставу и в целом ее отношение к нему. Нельзя сказать, что Дандоло не чувствовала, как она обошлась с ним. Точнее прекрасно осознавала, но совершенно не чувствовала себя виноватой. Эта подстава стоила того. И даже будь у нее возможность тогда поступить иначе, она бы поступила ровно также. Потому что была когда-то Энрико Дандоло, и сделала бы ровно также. Но когда у тебя теперь билет в новую жизнь, и ты теперь Луиза Дандоло, то конечно же можно и нужно поступать иначе. Но любая новая жизнь начинается с нескольких главных вещей, и одна из них — это извиниться. Признать свою неправоту, покаяться, извиниться. Дандоло будучи чертовски хитрожопой сучкой и хорошенькой стервой этого делать пока еще не хотела. Она бы может-таки начала извиняться, но козлизм ее учителя отбивал все ее желание другим – козлить ему в ответ. А сам разговор за столом куда больше походил на «нежную беседу» бывших к друг дружке парня и девушки, разбежавшихся несколько лет назад, не видевших друг дружку и теперь снова встретившиеся за одним обеденным столом.
[indent] - Мммммм, политики высших чинов, еще скажи самого Трампа спонсируешь, и жопу бреешь Маску, я, наверное, прямо тут заберусь на стол и буду тебе аплодировать, а потому в качестве моего восхищения закажу тебе развратный мужской фартук с ибей, - продолжала их томный вечер будущий терапевт, прервавшись для осушения бокала вина, очередной затяжки сигареты. – Солнце мое, а ты думаешь дело тут исключительно только в бумажках? Я тут уже накопала несколько интересных документов говорящих любопытные вещи. К примеру – моя педальная овца, то есть бывшая женушка была в сговоре с одним интересным ковеном под названием «Амбрелла», а еще любопытнее этот магический ковен вылез весьма внезапно. И имеет весьма серьезные финансовые и человеческие ресурсы, держатся максимально в тени словно подводная лодка и резко наносит удар, чтобы снова залечь на дно. Есть огромное подозрение по поводу верхушки ковена. Там непросто очень сильные маги, живущие с конца пятнадцатого века, а еще и другие высокие магические сущности. Кроме того, сама моя жена нигде на публике не появляется после получения наследства. Хотя платежи, налоги на все имущество стабильно оплачиваются. Очень интересно неправда ли, наш дорогой пиар-менеджер. А стимулом называлась палка сержанта римской армии. Как бы хотелось ее тебе вставить в задницу. Как дополнительный стимул чтобы ты наконец-то избавился от своего идиотского шотландского акцента.
[indent] Бахвалилась ученица перед своим учителем, делясь своей информацией и что она уже смогла накопать без особых связей со стороны другого человека. Что-что, а таки выяснилось убийство было непростым, а очень тщательно спланированным, и теперь объяснялось почему Дандоло так легко подорвался. Магией можно и заметно притупить восприятие человека, чтобы убить его по-простому – по смертному. Так чтобы никто ничего не заподозрил и даже если маг каким-то чудом выжил, он не сможет взять след на убийство. А останется в тупике только с косвенными уликами и хождением вокруг да около. Ходить полезно во время хождения безусловно можно придумать новые планы и действия. Поэтому планировалось не только собирать мелкие улики и опрашивать свидетелей, но и наведаться в свои бывшие владения чтобы разузнать истину и как их сделать своими.
[indent] - Но конечно же спасибо за предлагаемую помощь, твоя информация тоже весьма пригодится, прежде чем соваться в мои владения, но сейчас же мы тут собрались не для этого, а посмотреть, как наш Архайн Блэр так и не выправил свой ужасный шотландский акцент, жрет как голодный студент еду, да, ах да, еще меня ебать собрались, на какие жертвы и испытания не идешь ради благодарности за спасение своей жизни, - улыбнулась девушка на этот раз искренне, поскольку понимала, что перегибает палку, а Блэр конечно же был козлом, как и Дандоло, но отнюдь не конченным, а в глубине души весьма хорошим человеком. И когда спасают твою чертову жизнь, все-таки надо проявить благодарность перед человеком, который тебя спасать и не должен был. – Хочешь, чтобы я спела что-нибудь на сцене и даже станцевала?

She's got a hold, got a hold
of my neck, oh yeah
I wanna cry,the way that she moves

ДЕКАБРЬ  2023

Какой смелостью надо обладать, чтобы однажды утром взглянуть на себя в зеркало и задать себе вопрос: «Имею ли я право на ошибку?» Отчетливо произнести каждое слово… Какой смелостью надо обладать, чтобы взглянуть жизни в лицо — и не увидеть в ней ничего стабильного, ничего гармоничного. И все сломать, разворотить — из чистого эгоизма? Конечно, нет, хотя… Так в чем же дело? Инстинкт выживания? Прозорливость? Страх смерти? Мужество быть откровенным с самим собой. Хоть раз в жизни. Противостоять себе. Только себе. Себе одному — «Право на ошибку» — простое выражение, всего несколько слов, но кто тебе скажет, есть ли оно у тебя? Кто, кроме тебя самого?
Прикосновенье к моей  коже рушит все, что я построила, будто цунами, разрыв, несдержанное слово. Но то, что между нами – это как взрыв сверхновой.Трудно смотреть на себя в отражении зеркала и видеть – себя другую.
Любишь, меня ?
Любишь, меня?
Ронни   действовал на меня словно гипноз, словно какой-то морок.И каждый раз, когда он целует меня, моё сердце обращается в камень..
Нет, камень это его рука, сжимающее моё сердце, словно это апельсин, сок выжимая до последней капли. И с каждым  прикосновением тьма всё сильнее сжимает мои кости. Мои кости.
С ужасом [ужасом ли? на самом деле, если признаться – не врать себе?] – я чувствовала перемены внутри. Это что-то новое закручивалось роковой спиралью, а затем вдруг как  пружина раскрутилась, и окутала меня всю. Мои мысли, мои слова, мой взгляд… все стало для меня как-то по другому, по новому. Не знаю, боюсь ли этого, нравится ли мне ? Казалось бы, слишком много спеси во мне  , но я всегда была такой: не вписывалась в этот выдуманный мир правильных людей ,  вечно бунтовала против чего-то, а порой и против самой себя.
Правила существуют для того, чтобы мы их нарушали. Это приятно, а зачастую и полезно. В начале моей карьеры скрывать свое нутро было необходимостью за маской пай-девочки в несуразных тряпках , а сейчас ... Контракт почти утратил свою силу и я лейблу нужнее, чем они мне. Мне нравится это тёмное начало. Мне нравится чёрный цвет, мне нравится как на мне сидит кожанный плащ. Мне нравится это порочное начало, но иногда  под холодным душем  я до красноты стираю кожу, пытаясь выбраться из Роуз.
Роуз... Только он зовёт меня так. Мое имя сладкой патокой обволакивает все пространство...
Ох, Роуз. Милая_глупая_несчастная Роуз. Сначала мне хотелось обнять тебя, спрятать от этого страшного мира, заклинать не разговаривать с незнакомцами и умолять вернуться домой, затем я стала пугаться тебя, затем – ровняться на тебя. Быть тобой.
Твои привычки – мои привычки. Твой блеск – мой блеск. Ты стала частью меня, ты помогла мне. Ты – моя подруга, мой враг – другая я. Темная Чхэён в черном лакированном плаще, с лицом ангела и взглядом дьявола. Самодовольство этой девочки вцепилось мне в шею, потянуло за волосы, накручивая на кулак тугую косу. чуть ли не впечатала в зеркало – 
С М О Т Р И.
Смотри и любуйся. Запоминай. Это ты. Ты тоже такая. Ничем не лучше, ничем не хуже. Ронни, не ты меня сделал такой?
Натянутые струны гитары- символ наших с тобой отношений. Я играю на твоих нервах, как на твоей гитаре, Ронни.

What a wicked game you played to make me feel this way

Chris Isaak .Wicked Game. Я напеваю её, пока руки аккуратно не обнимают меня из за спины. Ты сапёр.  Каждый раз это делаешь предельно аккуратно. Я ненавижу чужие касания, но когда ты прикасаешься ко мне , у меня сразу замирает дыхание. Пульс отдаётся биением в висках, и меня пробирает с головы до ног, и я не могу шевельнуться...Только пальцы, которые перебирают струны.

What a wicked thing to do to let me dream of you
What a wicked thing to say you never felt this way

Столько отчаяния в крепких руках, что сжимают меня все крепче и крепче. Ты всегда так делаешь, когда понимаешь, что я скоро уйду и неизвестно, когда мы с тобой в следующий раз встретимся. Но я знаю, что один мой звонок и мы увидимся снова и я поступала и поступаю плохо - сплю с мужчиной у которого есть жена.
Ронни собрал целый чек-лист, почему с ним не стоит связываться. Плевать. Я уже не могу остановиться.  Измена – это тогда, когда хочется немедленно рассказать что-то важное вместо жены другой женщине... Чтобы изменить, не надо вообще выходить из дому, потому что для этого достаточно иметь телефон или выход в интернет.  Мы могли разговаривать всю ночь- просто тролля друг друга или просто обсуждая все на свете. Конечно Ронни для меня  особенный! Правда. Трудно пройти мимо него на улице и, взглянув ему в глаза, не почувствовать при этом, что это исключительный человек, с которым хотелось бы провести время. И больше всего завидую его жене именно поэтому. Тому, что у неё так много его времени для себя.
Снова... Я ощущаю нежные прикосновения к моей шее, слышу  голос, чувствую жар его тела, запах кожи. Всё как всегда. Всё как всегда...Достаточно закрыть глаза.
Если бы ты знал о той ране,
Что оставило прикосновение твоей кожи к моей...
Любишь, меня?
Любишь, меня?
Любимый вопрос Ронни... Никогда не лезла ему в душу. За этим насмешливым тоном , было что-то большее, чего не хватало в детстве, чего возможно не хватает сейчас. Откладываю гитару в сторону, поворачиваясь к нему лицом. Ладно... Ты ведь знаешь, что эту игру можно играть вдвоём.
- Люблю.  И  что с этим будем делать ? - приподнимаю бровь, лицо не выражает никаких эмоций, а вот Ронни кажется неожидал.- Оставишь свою жену ради меня?
Глаза в глаза. Этот наш невидимый фронт с некоторых пор. Взгляды — тяжелая артиллерия : взглядом можно выразить всё, и при этом, однако, всё можно отрицать, ведь взгляд не поймаешь на слове. Не нравится мне эта тень серьёзности на его лице.«Роуз» - только Ронни называл меня так, только ему я  позволяла это делать. Для всех в этом мире я была Розе или Чхеён, но не для него. В этом было что-то личное, как идущее из далекого детства, так и пронизанного особыми эмоциями и чувствами, которые всегда находили отклик в моем сердце. Могла ли я  признаться, что люблю его? Нет. Только разве что самой себе, глубоко в сознании, где никто не сможет услышать, где никто не сможет ничего прочесть. Я могла бы и лучше скрывать свои чувства, не реагировать на провокации.Ронни всегда понимал меня  лучше, чем все остальные, и чаще всего, это было обоюдно в наших отношениях. Мое тело само реагировало на его действия, я как его гитара, он так мастерски играл на струнах моей души,  что я вращалась вокруг Ронни как Земля вокруг Солнца, постоянно пытаясь поймать его взгляд. И в этой игре  мы  заранее проиграли, пусть оба наслаждались ею.
- Ох, расслабься. Ты так легко ведёшься, Ронни. - усмешка и снова эти искры полного раздолбайства.- Ладно, с тобой хорошо, но через три часа у меня самолёт в Париж.
Вначале ты всегда злишься, что не какой-то там мальчик, но все равно, приезжешь, чтобы потом попросить остаться...
И знаете, я отдала бы все за один час с ним? За один-единственный час? Чтобы сказать ему то, что я не успела сказать.
"Ты, кретин, знаешь, в первую очередь, я больше всего жалею о тех грехах, которые не успела с тобой совершить."

The world was on fire
and no one could save me but you,It's strange what desire will make foolish people do

  ЯНВАРЬ 2024

Вот так чаще всего и случается, что жизнь меня  сводит с людьми, с которыми  я  бы ни при каких условиях, не хотела бы связываться или иметь что-то общее. И, что самое тупое в этой идиотской схеме – мне нужно терпеть. Терпеть глупых  людей, мириться с тем, что ты явно превосходишь их в каких-то моментах и не должен показывать этого, потому что ты мать твою добрый человек и не станешь обижать кого-то просто потому что их природа обделила чем-то. Чем-то вроде мозгов... Пару часов назад мы были все-такие красивые , цивилизованные, пока не стали выпускать своих демонов , которых стыдились в обычное время.
Гордая походка, выпрямленная осанка, хитрый взгляд. даже вне сцены ,  я продолжаю играть свою роль, прерываясь только на новый бокал горячительного, от которого температура в помещении и воздуха и моя собственная подскакивают, образовывая, готовый выплеснуться кипятком на поверхность гейзер.
- Как их впустили? Они даже не входят в категорию звёзд ААА.
Снобы... Ненавижу снобов, а больше всего меня злит, что я не понимаю языка , на котором они говорят и понимать не хочу.
Боже... Убейте меня... без бутылки я это не выдержу, но я столько не выпью.
-  Я всегда думала, что на категории делятся только куры...-Откидываю чужую руку со своих плеч. - Или яйца...
Ненавижу когда меня трогают. Я даже на массаж не хожу, потому что совсем не тактильная. Да, ты все пытаешься уйти от образа стереотипного мудака  , но сам того незамечаешь , как этот образ прилепился к тебе ... Если человек не хочет, чтобы его трогали , это незначит , что нужно быть более настойчивым в своих попытках.
Делаю шаг в сторону , когда снова   пытаются взять за талию, от чего  мистер падает на официанта. Пользуясь хаосом  , обходными путями выхожу из клуба. Нахожу в сумке самокрутку, что подарил Трой Силван.
Это почти законно... Ну законно же...
У меня душевная травма, вызваная чужим идиотизмом. Чувствую как с первой затяжкой отпускает, только чего-то нехватает... Я снова набираю знакомый номер.

- Увидимся?- опять злишься, что появляюсь внезапно и требую к себе внимания - Я была на вечеринке, но там так утомительно... Кстати ты знал, что знаменитости делятся на какие-то категории.
Да ,  я слаба перед своими пороками. А ведь каких-то две недели назад  я  все обдумала и поняла, что это лучший выход из положения — я буду делать, как Ронни, жить своей жизнью и любить его — но издалека.
- Хмм, окей. Я тебя поняла.- Ненавижу отказы, но я так расслаблена после марихуаны, что моему спокойствию  позавидуют тибетские монахи.- Найду себе ЯЙЦА ПЕРВОЙ КАТЕГОРИИ.  Пока, Ронни.
Манипуляция. Игра на ревности. ВОЗМОЖНО... Я не хочу ждать его  звонков, не хочу звонить сама, не хочу запрещать себе влюбляться, а хочу спать, с кем захочу и когда захочу, без угрызений совести.
Сжимая в тонких пальцах тлеющую сигарету, я  вот уже третий раз за последние несколько минут махала продрогшей рукой проезжающему мимо такси. Что за, мать его, сговор?! Акция протеста против блондинок? Или против курения? Или наркотиков ?  Так пусть выкусят: перекрашиваться я  не собиралась в принципе, а уж бросать в урну не до конца выкуренный косяк — тем более. Да и как можно, если теплый дым сейчас словно единственный способ согреться_спрятаться от январского  ветра, так и норовящего пробраться за воротник короткого полушубка; холодными_колкими мурашками выступить на чувствительной коже вдоль позвоночника. Наконец, возле меня останавливаеться жёлтая машина. Уже подъезжая , из салона вижу как горят окна в моем доме.
А каждый раз говорит, что не поведётся...
Медленно поворачиваю ключ в замочной скважине. Тяжелый. Груз, что не весит практически ничего, но давит так сильно и тянет вниз. В бездну. Резной, витиеватый, сплетенный из множества тонких металлических нитей, образующих нечто цельное, искусное, нечто неподдельное, истинное, то, что можно было бы причислить к одному из творений музейных, пропитанных историей, такой богатой и такой значимой. Можно было бы… но он слишком холоден, безлик в своей вычурности и надменности. Он служит хранителем. Он словно печать. Страж. Последний рубеж, граница, тихая, безмолвная, отделяющая, разделяющая реальность и мечты. Скрывая за собой, в своей тени, - всей той красе, что олицетворяет и являет миру – истину, правду. Он отделяет меня от Ронни. Грубо, резко, бездушно. Отсекает. И скрывает. Нас. От всех. За теми самыми дубовыми дверями, с бесконечными печатями – замками – от посторонних глаз. Он хранит нас. Хранит то, что между нами. 
Были мысли оставить его здесь одного, но я сама незаметила как вошла в квартиру.
- Ооо, как мило...- скидываю  шубу, затем туфли.- Ты приехал... А как же неотложные дела? Извини, яйца высшей категории потеряла по дороге...

Парвати поверить не могла что этот день, наконец, настал. И она едет в свадебном паланкине, как и положено — взволнованная, смущенная, прячущая живой блеск глаз за густыми ресницами.
Своего жениха Васу она видела лишь на церемониях и познакомилась с ним только во время всей предсвадебной суматохи.
Он приехал с той стороны границы и должен был увезти молодую жену к себе в дом.
Неприлично было видеться с женихом наедине и всё же у них было несколько коротких и очень милых бесед на заднем дворе дома тётушки.
Васу много улыбался, был робок и глядел на Парвати, словно она была самой яркой вечерней звездой.
Васу сбивал дыхание и трепетно говорил: «Свет такой ослепительной красоты милой Парвати способен был бы вернуть мой корабль домой из самой страшной бури, будь я мореплавателем».

Парвати ещё не слышала от мужчин таких пылких слов и пряталась в головной платок до алого кончика носа.
Она не смела отвечать ему, она не смела задавать много вопросов. Лишь самое вежливое.
Она узнала что семья Васу живёт небогато и небедно, но Парвати будут любить и уважать, всем очень хочется познакомиться с нею.

Украшения и браслеты звенели в такт ходу повозок и цокоту лошадей. От копыт мерно поднималась пустынная пыль.

Когда впереди остановилось и замерло, Парвати уловила встревоженные взгляды, напряжение натянулось невидимыми лентами.
— Всё будет хорошо, не волнуйся. Я взгляну что случилось.
Мягко пообещал Васу, ободряюще-жемчужно улыбнувшись ей.

Ожидание рождало в груди болезненное чувство беспокойства, а когда совсем неподалёку прогрохотали выстрелы — Парвати довольно быстро лишилась сознания, всё вокруг погрузилось во тьму и тишину.

Она не слышала разговора на повышенных тонах о контрабанде и обыске корзин на телегах. Не слышала грубого отказа в разрешении на обыск.
Не слышала приказов сдаться и сложить оружие, проследовать с представителями закона.
Не слышала угроз и новых ответных выстрелов от «свадебного кортежа». Не знала, что они и начали первыми стрелять.
Не слышала как Васу, нацелив пистолет прямо ей в голову, криво и полубезумно скалясь, громко обещает убить её.

Грохот ещё одного залпа вырвал Парвати из беспамятства, но пелена ужаса и тумана перед глазами сфокусировалась только на красной дыре во лбу Васу.
Только на том, как он оседает на песок. Только на том, как в песок капает кровь.
Только на том, чья рука держит дымящееся оружие.
Только на том что стальные глаза сверкают холодно и безжалостно. Только на нашивках формы.
Только на том как представитель закона убил, якобы, невинного человека.
Парвати остолбенела, у неё не было сил даже кричать. Попытавшись выбраться из повозки, увязла ногами в зыбком песке и, покачиваясь, попыталась отойти в сторону.
— Не приближайтесь ко мне! Вы... вы. Не подходите.

Если для Парвати кто и был иносказательно царь и бог, то покровитель села — уважаемый господин Таджават. Он был в два-три раза старше неё, в усах пробивалась седина.
Это он с супругой благословили её на эту свадьбу.
Жену господина Таджавата Парвати обожала и боготворила, эта женщина практически заменила ей мать после трагической гибели родителей.
Наивная и невинная Парвати ещё не знала как ловко лжецы могут носить маски.

Это случилось десять лет назад. Родители Парвати возвращались в село ночным рейсом, как их автобус безжалостно расстреляла Служба безопасности границ.
Так говорил господин Таджават. Его слово было законом в Баркасе, он посеял в головах всех жителей посёлка — ни одному представителю закона нет веры. Все кто носят погоны, чудовища и безжалостные убийцы.

Именно он взял Парвати под присмотр, когда её родители погибли и всегда тепло относился, радушно улыбаясь. Его глаза были орехово-теплыми. Этот человек был для неё как отец.

Никто в поселке понятия не имел как хозяин скромного дворца в Бараксе и их вечный добрый защитник ведёт двойную, а то и тройную жизнь, уже давно занимаясь контрабандой и вещами пострашнее. Любой свидетель тут же пропадал, отправляясь на корм крокодилам.
Как перед самой свадьбой Парвати исчезла её лучшая подруга Бинди.

«Запомни, Парвати, нет никого хуже и страшнее людей в погонах. Ради раскрываемости они беспощадны ко всем, постоянно ошибаются и опьянены своей властью. Они виновны в гибели твоих родителей, никогда не верь офицеру».

- Я наверное похож на животное?, - мои губы искажаются слабой и мучительной улыбкой. Едва заметной, и я стараюсь ее спрятать за прозрачным стаканом с виски, чтобы не смутить своего нежданного гостя. Отчего-то мне становится по-настоящему тепло на душе, словно я оживаю, спустя столь долгое время существования в одиночестве. Для меня уже стали чужды задушевные беседы хоть с кем-то, ибо подруг у меня по определению не было еще со студенческих времен, а мужчины... стали своего рода неким табу после развода и затяжного и болезненного восстановления. Единственным вариантом, который, как я считала верным, оказалась карьера. С головой погрузиться в рабочие будни, отдавая себя всю без остатка, буквально ночуя в канцелярии среди этой массы бумаг. Сослуживцы крутили у виска, называя меня умалишенной. Родители переживали, даже пару раз пытались затащить меня к психологу, но... мне так было легче. Говорят, время лечит? Чушь. Лишившись катализатора, что ускоряет реакцию, все немного притупляется. Уже не так больно, да и воспоминания стираются, становятся размытыми обрывками. Но никуда эти, черт возьми, чувства не уходят окончательно. Не забываются. Не вытравливаются из памяти ничем, даже самым дорогим виски. Ты просто в один момент понимаешь, что дни стали слишком продолжительными. Кажется, порою я теряла границы между сутками, поскольку ночь для меня еще более утомительным продолжением дня. В привычку вошло постоянно существование в рамках одиночества, которое уже давно перестало замечаться, стало таким же обыденным, как утренний кофе. Было бы странно, если бы вдруг в моей жизни кто-нибудь появился после всего этого. И теперь, спустя столько лет, вот так внезапно, ты появляешься из ниоткуда у меня на кухне и несешь какую-то чушь. Забавно, правда?
- Нет, Вильгельм, - я прикрываю глаза и роняю голову на руки, зарываясь пальцами в копну иссиня-черных волос. - Максимум с натяжкой тянешь на маленького брошенного котенка, который вызывает лишь одно желание - откормить, - из груди непроизвольно вырывается легкий смешок. Я пыталась сгладить обстановку, сбросить градус того напряжения, что висел в воздухе меж нами. Такое осязаемое, что, казалось, можно дотронуться до него кончиками пальцев и почувствовать. Которое душило и выматывало, выбивая из наших тел остатки сил, что еще каким-то образом в них теплились. Но, видимо, получалось у меня довольно хреново. Я давно разучилась аккуратно подбирать нужные слова, чтобы избежать неловкости. И снова ее создаю же своими руками, лишь усугубляя положение. - Прости..., - выдыхаю я тихо, будто боюсь признаться в собственной же ошибке, - я не это имела в виду. Я и сама понятия не имела, что конкретно имела в виду под этими словами. Мозг лихорадочно работал на износ после тяжелого рабочего дня, пытаясь разобраться как быть и что делать дальше, придумать наилучший выход из сложившийся ситуации, который бы устроил нас обоих, но на тело волнами накатывала свинцовая усталость. Я не была готова к тяжелому выматывающему разговору. По крайней мере не сегодня. Сообщение о том, что мистера Харви больше нет в живых, отозвалось ноющей болью где-то в районе грудной клетки. Я уже смутно помнила лицо отца Вильгельма, но в памяти сохранился заливистый смех этого доброго душой человека. - Я не знала, Вилл... А Ева? Что с ней?, - я догадываюсь, что мама Вильгельма также отправилась вслед за отцом, глупо было озвучивать это вслух. - Прости.. если тебе больно об этом говорить, давай сменим тему.
- Так что на самом деле у тебя нет причин помогать мне. Или есть?

- Не волнуйся, все в порядке, - словно мантру, стоя перед зеркалом, скандирую я себе вслух, пытаясь унять учащенное сердцебиение. Лоб уже покрылся испариной, отчего макияж, который я старательно наносила около часа, начал плыть. В мои глаза смотреть было еще страшнее - кроме паники и нескрываемого гнева они ничего не выражали. Будь проклят этот злополучный вечер и Майк, который стал виновником моего состояния на грани истерики! - Я просто никуда не иду... и плевать, что школьный выпускной бывает раз в жизни, - я стараюсь улыбаться, но все силы уже ушли на то, чтобы не разрыдаться. В конце концов, меня хватает ненадолго - я больше не могу сдерживать слезы, которые оставляют за собой дорожку от темной туши. Ужасно унизительно, когда твой [уже не твой] парень бросает тебя за несколько часов до выпускного бала. Разве о таком вечере мечтает каждая девушка? Как раз аккурат в тот момент, когда я мысленно послала к черту всех и вся, экран моего телефона загорается, оповещая о новом смс-сообщениями. Трясущимися руками смахиваю экран влево и зачитываю вслух присланное: "Красотка, у тебя есть 15 минут, чтобы быть неотразимой. Хотя для меня ты и в мешке из-под картошки будешь выглядеть лучше всех. Но все же это твой выпускной, поэтому нужно соответствовать событию. Не скучай, скоро буду, Вилл".
- Это что, шутка?, - если и мой лучший друг решил окончательно добить меня подобными насмешками, то тогда, пожалуй, нам лучше больше не видеться. Однако ровно через пятнадцать минут, как было и завещано в сообщении, подъездная дорожка моего дома осветилась искусственным светом фар.
- И? Ты в таком виде собралась идти, красавица моя?, - голос Вильгельма, как гром посреди ясного неба, раздался у меня в комнате. Он стоял на пороге, скрестив руки на уровне груди, и по-мальчишески ухмылялся. - Нет, нет, нет, так не пойдет, - он в несколько шагов пресекает пространство меж нами и становится рядом, отражаясь в зеркальной глади. - Давай, бери там палочки свои ватные, диски, что у вас там еще девчонок припасено, - притворно-елейным голосом вычитывал мне, словно говорил о чем-то неприятном, - колдуй над собой и спускайся!
Вильгельм помог мне сесть в машину, старательно расправил волны шелка и шифона и собрал бутоны, выпавшие из уложенных кудрей, не обращая внимая на мое недовольство. Даже ремень безопасности лично пристегнул! Видимо, чтобы я не успела передумать и убежать. Убедившись, что все хорошо, он устроился на водительском сиденье, завел мотор и повез меня прочь от дома.
- И когда ты мне расскажешь, что происходит? И как ты узнал обо всем? - ворчливо спросила я.
- Странно, что ты еще не догадалась, - улыбнулся он, и уже в который раз у меня перехватило дыхание.
- Я говорила, что прекрасно выглядишь?
- Неа, - вновь усмехнулся Вилл. Черный смокинг, выгодно оттенявший его бледную кожу, сидел на нем бесподобно. Да и год в колледже не прошел даром - Вильгельм успел возмужать, обрасти мышцами. В моих глазах он больше не мальчишка, а юноша, за которым теперь бегает добрая половина девчонок на потоке. Какого черта он возится со школьницей, вот в чем вопрос!? Находясь рядом с таким божеством, я постоянно нервничала: то из-за платья, то из-за неудобных туфель на тонкой шпильке, то из-за реакции подруг, когда я заявлюсь на вечеринку со студентом. А главное, что скажет на это Майк, когда увидит, что я нашла ему замену.
Невеселые мысли прервал телефонный звонок. Не успела я выудить телефон из сумочки и посмотреть на имя звонящего, как Вилл вырвал его из моих рук!
- Привет, Майк!, - начал он вполне дружелюбно. Однако в голосе действительно скрывалась угроза, или мне показалось?
- Майк!?, - я запаниковала.
- Прости, но произошла ошибка. Катарина сегодня занята, - с каждым словом голос Вилла звучал все более зловеще. Ах, ну если Катарина, а не Кэт, то у того на конце провода большие проблемы. - А если честно, то она теперь занята каждый вечер и недоступна для всех, кроме меня. Так что не обижайся. Прости, что испортил тебе настроение, - радостно добавил он и, ухмыльнувшись, отключился. Я побагровела от злости, в глазах снова закипали слезы.
- Ты что творишь!?, - заорала я.
- Что, неужели переборщил?, - удивленно спросил Харви. - Или хочешь сказать, что уже простила этого мудака?
- Нет, но... спасибо тебе, - теперь уже мой голос звучал размеренно и спокойно. Я ведь даже забыла поблагодарить Вильгельма, что он спас меня от провала.
- Сочтемся, красотка, - он выдает свою фирменную улыбку-ухмылку, и я невольно заряжаюсь его веселым настроением и улыбаюсь в ответ. - Помни, я всегда буду рядом. Всю жизнь!, - и я была благодарна судьбе, что она подарила мне такого лучшего друга.

Кто же знал, что все окажется не так, как ты мне обещал? Кто знал, что тот выпускной вечер окажется последней нашей встречей? Я пристально всматриваюсь в твои черты лица, словно изучая тебя заново. Привыкая к тебе новому. Конечно, ты сильно изменился, время, увы, беспощадно над нами. Но омут твоих серых глаз я безошибочно узнаю из тысячи чужих. Также отмечаю, что после посещения ванной комнаты, твой взгляд преобразился - будто ты смыл с себя не только грязь улиц, но и весь тот груз, что когда-то тяжелым камнем лег на твои плечи. Во всяком случае, я сильно желала, чтобы тот неприятный период твоей жизни можно было бы вот так просто смыть чистой водой и забыть навсегда.
- Тебе не за что просить прощения..., - я невольно хмурюсь, чувствуя, как брови сдвигаются к переносице. - Ты был ... ты мой лучший друг, и я просто не могла тебя бросить на улице одного!, - в сердцах произношу я, а голос взлетает на октаву выше. Ох, как же сложно было объяснять вполне очевидные вещи, которые ясны и так, как день Божий. И прежде чем, возможно, пожалею, я совершаю непростительную глупость: я не удержалась от соблазна притянуть тебя к себе и крепко обнять, уткнувшись лицом в твое плечо. Спонтанный порыв и лишний повод для смущения. Однако я не торопилась отпускать тебя, ведь до сих пор боялась, что в следующую секунду ты снова исчезнешь из моей жизни. И уже навсегда. - Что же мне с тобой делать, Вильгельм?, - тихо шепчу, а на глаза снова наворачиваются предательские слезы, которые пропитывают ткань твоего белого свитера. В следующее мгновение мое тело содрогается от несдержанных мною рыданий, ведь только рядом с тобой я всегда могла позволить себе подобную слабость.

В жизни Чарльза было много всего, ради чего стоило жить. Любимая невеста, работа, которая хорошо оплачивается... Впрочем... Это было лишь частью того, чем он занимался. Нет, с невестой - Элизабет Грэй, которую он любил называть Лиза, всё было замечательно. Они были счастливы, и в этом ничего фальшивого не было. С официальной работой тоже всё было супер. Он не богат, но денег у него достаточно, чтобы иметь квартиру в Нью-Йорке, в районе Дамбо, посещать хорошие рестораны, совместно с невестой, и пусть не постоянно, но хотя бы периодически, то есть в отпуске, иметь возможность путешествовать по миру. Хотя, конечно, денег на свой особняк, или на возможность долго жить в пятизвёздочном отеле - у него нет.
Однако... У мужчины была и другая часть его жизни. Тайная. Нет, он не маньяк, и не убивает направо и налево. Просто иногда, неофициально, помогает советами по юридическим вопросам особым клиентам, за отдельную, весьма щедрую, плату. И в налоговую не отчитывается на этот счёт. А поскольку ни ему, ни клиентам, разглашение не выгодно, то всё остаётся в пределах помещения, где ведутся подобные дела.
В процессе одного из подобных дел, он познакомился с одной женщиной. Никаких сексуальных отношений между ними не было. Однако она оказалась весьма талантливой, и тоже любила подрабатывать на стороне. Понимая что они легко сработаются, он принял её в свою адвокатскую фирму. И с тех пор, некоторыми официальными, и неофициальными, делами, они занимаются вместе. А иногда - каждый своими.
Ближайшее свидание с Элизабет было намечено на завтра. Да, они живут вместе. В его квартире. И помолвлены. И что с того? Романтику же это не отменяет. Завтра он планировал купить ей свеженький букет её любимых цветов, а после этого сводить в одно романтичное место, попутно рассказав о том, куда планирует её свозить в ближайший отпуск. К счастью, в этом году, их отпуски совпадали. Так что проблем с совместным путешествием быть не должно. Ему уже ничего не помешает.
Сейчас... Чарльз Паркер был в своей адвокатской фирме, и подошёл к своей коллеге, которую нанял некоторое время назад.
-Тереза, разузнай побольше о состоянии Картрайтов. Если они действительно получили в наследство столько денег и имущества, как мне стало известно из проверенного источника... Тогда нужно будет предоставить услуги нашей компании главе их семейства. Если информация верна, то... Даже за счёт официальной деятельности, мы сможем очень сильно "навариться", работая на них. Разузнай всё. Я верю только тебе в этом вопросе на 100%, поэтому информацию проверь. Завтра предоставь мне отчёт о том, что узнаешь. Не обязательно в бумажном виде. На словах тоже сойдёт. За дело. Мне нужно встретиться с одной своей давней подругой, затем провернуть очередное дельце по-быстрому, и остаток дня буду отдыхать. Завтра встречусь с Элизабет на свидании, так как сегодня она работает допоздна, и не факт что вообще домой зайдёт, а после свидания с ней... Договоримся о встрече лицом к лицу, и ты расскажешь что смогла разузнать. Ок? - обратился он к ней.
-Ок. Надеюсь мы действительно сможем хорошенько "навариться" на Картрайтах. Сегодня займусь проверкой, а завтра тебе сообщу. Увидимся - ответила она.
-Увидимся - улыбнувшись, сказал мужчина. И вскоре ушёл на встречу с подругой, а потом на небольшое дельце. Остаток дня Чарльз отдыхал в своей квартире, мечтая о том, как классно они с Элизабет проведут их отпуск, и надеясь на то, что им с Терезой повезёт относительно Картрайтов. Он многого добился, в пределах своих возможностей, а скоро добьётся исполнения остальных своих желаний. О чём ещё мечтать?
Поужинав, помывшись, и почистив зубы, Паркер заснул, будучи уверенным в том, что дела пойдут в гору, а личная жизнь с Элизабет станет лишь счастливее, ведь с каждым днём остаётся всё меньше времени до их свадьбы. Всё же просто супер, когда можно совместить отпуск с медовым месяцем...

and I crave  for your scent
sending shivers down  my spine

Я не рассчитывала на тёплый приём и до этой минуты не собиралась сама его оказывать. Я знала, что нас с Джеральдом больше ничего не связывает, кроме давнего прошлого... И моей любви к нему. от которой мне честно очень хотелось отказаться. С одной стороны, она помогала мне жить, с другой - добивала. В самые трудные моменты я думала о Джерри. Думала о том поцелуе и о своей вине перед ним. Боялась, что он всё узнает и одновременно - жаждала этого. Переживала, что Мэдисон причинила ему боль, как и всем остальным. Ей всегда было плевать на своих парней. Когда я морально отошла от потери отца, задумалась - стоит ли найти Джеральда, как я и хотела? Решила, что не стоит. Побоялась. И сейчас всё это вместе взятое (счастье, что он узнал меня; чувство вины; отчаяние; желание признаться во всём прямо сейчас) сводили меня с ума. Я старалась делать вид, что я спокойна, что меня тревожит лишь этот момент встречи (да и вообще я тут случайно, да), но внутри бушевал огонь.
Я проводила взглядом папку с бизнес-планом, которую мужчина крепко сжал пальцами, и слабо улыбнулась.
- Спасибо, - честно, я понятия не имела, что мне потом с этим бизнес-планом делать. Если строить бизнес, то так, как я его вижу, на меньшее я не согласна, но для этой мечты явно требуется большое вложение денег, времени и опыта, которого у меня не было. Я бы могла попросить помощи у матери, но это означало бы, что мне придётся работать и с отчимом. Остин внушал мне страх до сих пор, даже после стольких лет его бездействия. И каждый раз вспоминая его имя или образ, меня передёргивало. Вот и сейчас, я нервно дёрнула плечами и поспешила уйти. Джеральду точно не стоит знать ни о чём, что касается моей семьи и моего прошлого. Наверняка он даже не в курсе смерти моего отца и наличию отчима. Откуда бы? Наши отцы общались, но с тех пор, как они с маленьким Джерри уехали, мне было сложно сказать, поддерживали ли наши семьи связь. По крайней мере, в последние годы жизни папы я не слышала этих имён из прошлого.

- Сегодня он какой-то добрый, - Марк как-то недобро усмехнулся, катая карандаш по столу. Он говорил едва слышно, но из-за того, что повернул голову в мою сторону, я всё слышала. Я отвлеклась от записей конспекта и кинула задумчивый взгляд в сторону Джеральда. Как раз в тот момент, когда и он скользнул взглядом по мне. До лекции оставалось буквально минут десять, но студенты были необычайно сосредоточены. Сегодня и правда Джеральд Риверс всех более чем заинтересовал - обычно к концу лекции все начинали смотреть на часы, но не потому что скучно, а потому что тяжело. Но в этот день наш преподаватель, видимо, решил сменить тактику, так что студенты вряд ли следили за временем. По крайней мере, когда лекция закончилась, я увидела удивление на их лицах. Это вызвало у меня улыбку и внутренний ступор - вот таким Джерри я и представляла все эти годы. Так какой же он на самом деле? Какой его образ - это маска?
- Пошли перекусим? - Марк покидал вещи в свой рюкзак и вопросительно взглянул на меня. - Саша?

2018 год.

- Саша? Чего молчишь?
Я помотала головой, пытаясь переваривать то, что услышала. Мэдисон позвонила мне следующим днём, чтобы сообщить что она сделала.
- Подожди, я пытаюсь... понять. Ты забрала вчера мою маску, а сегодня утром нашла телефон того парня через своих друзей, перекрасила волосы под мой цвет и сообщила ему, что ты - это я? Или я что-то не так поняла? - я всё поняла, но во мне было столько гнева, что я оттягивала момент, когда он захочет вылиться на мою уже бывшую подругу.
- Да, всё так.
- И теперь ты мне звонишь, чтобы... похвастаться?
- Нет, просто сообщить, что он занят. Мы только что встречались, и я ему понравилась, - возможно, она лгала, но мне было плевать. Мне было неприятно, что она так поступает с Джерри. Он не заслужил этого.
- Ты нормальная?! - нет, это уже слишком. - Он что, вещь какая-то? Какого чёрта ты вообще это сделала?
- Я его вчера заметила первая.
- Да какая разница, Мэдисон? Это неправильно! Это нечестно. Так нельзя. Чего ты хочешь добиться этим?
- Ой, Саша, ты слишком скучная, - я почти увидела, как она закатила глаза. - Если хочешь, я могу сообщить, когда он будет свободен.
Я даже не знала, что сказать. Она обманывала Джерри и хотела им воспользоваться, а я не могла этого допустить. Это было ужасно.
- Не смей его использовать, ты поняла? - я уже буквально шипела, уже продумывая план, как всё ему расскажу. В конце концов, я играла в этой истории не последнюю роль. Вот только как его найти? Таких связей, как у Мэдисон, у меня не было. Я вообще мало с кем общалась. Решила попробовать через родителей - наверняка, у них остался номер отца Джерри.
Но родители не отвечали на телефон.
Я весь день не находила себе места, пытаясь что-то придумать. Мне казалось, что прямо сейчас Мэдисон продолжает с ним общаться и дальше обманывать. Я знала, что даже в том случае, если она действительно Джерри понравится, этот роман долго не продлится - Мэдисон не такая. Но всё же этот обман меня сводил с ума.
Но вечером он ушёл на второй план моих мыслей.
Вечером родители сами связались со мной. Вернее, мама. Она была в истерике и сообщила, что отец попал в аварию и что мне нужно срочно приехать.
С того дня моя жизнь стала рушиться.

Я не мигая, наблюдала за Синтией, которая пыталась уговорить Джеральда провести эту перемену вместе. У меня легонько затряслись пальцы, и я сжала ими сумку. Не знаю, то ли это была ревность, то ли воспоминание из прошлого, но сейчас в Синтии я чётко видела Мэдисон. Резко вдохнув воздух в лёгкие, я почти бегом выскочила из аудитории. - Эй! Саша! - в эти дни я была странная, Марк это заметил. Но сейчас я была не просто странная, я была злая. Не на Синтию, не на Джеральда - на себя. Зачем я сюда перевелась? Что я хотела здесь найти? Всё было очевидно как белый день - для Джеральда я уже не стану той малышкой Сашей, которую он любил и оберегал. Я для него никто и ничего для него не значу. И я совершила огромную ошибку, оказавшись здесь. Снова ошибка.
Резко остановившись, я почувствовала, как Марк едва не врезался мне в спину. Повернувшись, внимательно вгляделась в его глаза. Парень сразу улыбнулся, он всегда так делал и мне всегда казалось, что эта улыбка фальшивая. Ну, знаете, как мальчишки кадрят девчонок? Мне это сейчас и нужно было. Бедному Марку придётся отдуваться за мою ошибочную стратегию.
- Помнишь, ты предлагал мне куда-нибудь сходить? - поспешно напомнила я, боясь передумать. - Давай завтра?
Марк просиял - улыбаясь ещё сильнее.
- Помню, но чур тогда это будет свидание.
- Хорошо, я согласна, - я тоже выдавила из себя улыбку, но она точно не была похожа на счастливую. Марка это не волновало, главное, что я согласилась. Правда, не знаю зачем. Это не была месть (Джеральду это ведь всё равно не важно), не была обида, как и не было желание забыться с кем-то другим. Просто мне очень хотелось начать жить. Забыть про всё. Про Джеральда, Мэдисон, Остина. Про всё и всех. Внутри сердце ныло тупой болью, которая осталась со смерти отца. Его гибель была как символ гибели надежды. Мы никогда не были близки при его жизни, но я всегда этого хотела. Всегда хотела быть достаточно хорошей и для него, и для матери ... и для Остина.

Вспоминать Остина дважды в день - это чревато. Он словно почувствовал, как я о нём думаю.
Ближе к концу дня он позвонил. Я как раз шла с последней лекции. Марк убежал пораньше на тренировку, а я неспешно собиралась домой, когда телефон в кармане зазвонил. Я долго не хотела отвечать, но не могла себе позволить его игнорировать. Мне всегда казалось, что игнор для него будет как красная тряпка для быка.
- Чего тебе нужно?
- Нам нужно встретиться и кое-что обсудить. Я заеду сейчас за тобой.
Я вышла на улицу, где уже начинался дождь. Поёжившись - то ли от холода, то ли от перспективы остаться с Остином наедине - я упрямо закачала головой. Как будто он мог меня увидеть.
- Нам не о чем говорить. И сегодня я занята. Как-нибудь в другой раз.
- Не перечь мне. Я сказал, что сейчас, значит, сейчас. Ты сама виновата, что мы не общаемся.
Я задохнулась от возмущения, остановившись посередине тротуара. Хотела высказать ему всё, что накопилось внутри, но не могла выдавить и слова.
Ты сама виновата.
Эти слова меня обезоруживали перед ним.

2019 год.

- Отпусти меня, - я знала, что ему нравилось, как я плачу, и я честно старалась этого не делать. Чтобы не доставлять ему удовольствие. Но Остин старался. Старался сделать так, чтобы ему нравился процесс от и до. Он разрывал на мне блузку, а я давилась слезами, пытаясь освободиться, сбежать. Сбежать не получалось, но сегодня у меня получилось его ударить.
- Сссука, - он никогда не поднимал на меня руку и, казалось бы, всегда хотел сделать процесс приятным и для меня. Но мне было противно. Противно, что я не могу пойти в полицию из-за его угроз, противно, что не могу рассказать матери.
- Убирайся! - я оттолкнула его, но уже спустя пару минут была на полу под ним.
- Ну что ж, тебе же хуже. Сегодня значит будет неприятно, но ты сама виновата, - прошипел мужчина.
Ты сама виновата.

Остин ежедневно повторял мне это, и я сама стала верить, что во всей ситуации с ним виновата я. Виновата, что соблазнила мужа своей матери (видимо, одним своим нахождением в их доме); виновата, что он не мог сдержаться; виновата, что ему приходилось угрожать мне, шантажировать. Я пыталась сбежать из дома, но он всегда находил меня и возвращал. Сейчас, когда я почти уже забыла об этом, он снова напомнил о себе. Я знала, что с матерью они уже давно не живут, но ещё встречаются, так что официально он продолжал быть моим отчимом.
- Через двадцать минут я приеду в университет.
- Нет. Не надо сюда, - я почувствовала, что сдавило горло. - Остановись за пару кварталов. Я подойду сама.
Не хотелось, что нас здесь видели вместе.
Отключив звонок, я увидела, как сильно дрожат руки.
Сегодня нужно окончательно поставить точку. Он больше меня не тронет.

Дождь так и не начался - начался ливень. Без зонта было совсем грустно, и я даже пожалела, что попросила Остина остановиться так далеко. Но зато я проветрила голову и настроилась на будущую встречу с ним. Пока шла, прокручивала в мыслях, как пошлю его далеко и надолго, да и вообще никуда с ним не поеду. Мы поговорим либо под дождём, либо никак.
Так сильно закопавшись в своих мыслях, я не сразу заметила машину, которая тормозила рядом со мной. Она посигналила, и я вздрогнула, решив сначала, что это Остин. Я конечно готовилась к встрече, но оказалась совсем не готова, потому что сердце испуганно затрепетало в груди.
Узнав Джеральда, я шумно выдохнула, но сесть в машину не решилась. Нет, нет, нет, только не это. Я ведь только сегодня решила, что буду держаться от него подальше и начну строить новую жизнь. Что теперь делать? Да и я не могу сказать ему, что меня ждут. Он наверняка решит подвезти и туда. Нет уж, с Остином я их точно знакомить не собиралась.
Я постаралась сделать вид, что мне это не интересно. Он же так уедет, да?
– Я ведь не отстану и если будет нужно, то запихну тебя в салон силой, черт возьми! Мне сделать это, да? Или я сейчас выйду, буду идти попятам за тобой и мы промокнем оба.
Нет, не уедет.
- Чёрт, ладно, - пробубнила себе под нос и направилась к машине, по пути скручивая волосы и выжимая их. Сев в машину, пристегнулась и неуверенно покосилась на сидящего за рулём мужчину. Вернее, в его сторону. Взглянуть на самого Джеральда не решилась, потому что иначе это конец моих планам - я же обещала себе держаться от него подальше. - Спасибо, - Назвала адрес и на этом всё. В машине было сухо и тепло, и я поняла, как сильно замёрзла, пока шла два квартала. Отвернувшись к окну, сжала пальцы, не собираясь с Джеральдом разговаривать. Так будет лучше. Когда машина повернула, я увидела автомобиль Остина - и его самого за рулём. Он уткнулся в телефон и даже не смотрел в нашу сторону, так что с облегчением прикрыв глаза, я постаралась не думать о том, что он мне теперь устроит.

Джеральд тоже не пытался со мной поговорить. А может, это просто я всем своим видом показывала, как не хочу этого разговора. Я сидела неподвижно, смотря в окно, и с нетерпением ждала, когда мы остановимся. Мне так сильно хотелось повернуться к мужчине, что я до боли сжимала пальцы, лишь бы этого не сделать. И когда, наконец, показался мой дом, а автомобиль плавно затормозил рядом с подъездом, я с облегчением выдохнула. Как будто не дышала всю поездку.
- Спасибо, на машине гораздо комфортнее в такую погоду, - я вежливо поблагодарила, собираясь выйти из машины, но тут вспомнила одну деталь. Вернее, вещь, которую зачем-то таскала с собой на учёбу, с тех пор как перевелась сюда в университет. Уже дотронувшись до ручки двери, я одёрнула себя и села прямо. Пусть это будет последняя моя вольность в его сторону. Мне следовало всегда помнить, что он мой преподаватель, а не друг из прошлого.
- Я совершила ошибку, когда перевелась в Колумбийский университет, - я больше не пыталась надеть эту маску безразличия, с которой сидела всю дорогу. На неё больше не осталось сил - теперь мои глаза были полны печали. - Я знала, что ты преподаёшь там. И я осознанно искала встречи. Но я ошиблась, этого не следовало делать, - я покачала головой, опустив взгляд на свои пальцы. - Я знаю, что случилось с твоей мамой, и мне... очень жаль. Когда ты уехал, я решила, что это очень неправильно, и так не должно быть. Решила, что должна помочь тебе вернуться... домой. Решила, что это страшная ошибка. - решила, что ты не мог этого сделать по своей воле. - Я попросила маму купить мне тетрадь для рисования. Тебе всегда нравились мои рисунки, и считала, что когда дорисую последнюю страницу, ты точно захочешь их увидеть, - я слабо улыбнулась, возвращаясь в эти воспоминания. Меня так сильно умиляло желание маленькой Саши помочь Джерри. Хотя я даже не думала о том, как он вообще узнает про эти рисунки. - Но когда тетрадь закончилась, ты не вернулся. Тогда я решила, что просто мои рисунки недостаточно хороши, - недостаточно хороши... - Я каждый день что-то добавляла, что-то разукрашивала. Когда мама обо всём узнала, она сказала, что мне пора перестать заниматься ерундой, и что ты не вернёшься. С тех пор рисовать я перестала. И начала снова, когда узнала, что ты преподаёшь здесь. Тогда я начала составлять тот бизнес-план. - Джеральд для меня всегда был вдохновением и, видимо, остался им и сейчас.
Я достала ту самую тетрадь из сумки. Она была уже потрёпанной из-за того, как часто её пересматривала, но я ею очень дорожила. Секунды две смотрела на обложку и протянула её Джерри.
- Я понимаю, что я уже никто для тебя, и ты даже можешь это выкинуть, если хочешь, - у меня всегда был талант к рисованию, и пусть рисунки в тетради были детскими, там угадывались эмоции, сюжеты. И конечно же на каждой странице был Джерри, либо мы вместе - я рисовала то, что мы делали всегда вместе. Книги, снеговики, шалаш из стульев... Тогда конечно я этого не понимала, но будто визуализировала события, которые хотела повторить. - Прости, если я принесла тебе неудобства. Мне не следовало тебя искать. И я не жду от тебя ничего, просто хотела тебя увидеть. Это было глупо.

Где-то у берега океана в жаркой, густо пропахшей травами и пряностями хижине темнокожая Наинга в красном платье говорила Регулусу, что его душа похожа на морское дно — красивое, полное жизни, но опасное, усыпанное осколками раковин, цветных камней, скелетов и поросшее кораллами. Её английский, смешанный с африканским диалектом, было сложно понимать, но тихий низкий голос вплетался под кожу, звучал внутри, так что языковые барьеры словно стирались.

— Ты боишься своей боли, — говорила Наинга. — Что значит, ты боишься сам себя.

В хижине было почти темно, только горел огонь в медной чаше, разбрасывая узоры из теней по разноцветным тканям на стенах. Чаша стояла на полу перед Наингой, её отполированные пальцы касались пламени, перебирая плоские чёрные ракушки, а яркие синие глаза, казалось, светились, и Регулус, сидевший в тени, смотрел заворожённо. Густой тёмный напиток, которым угостила его Наинга, ещё оставался в его стакане.

В этих местах всё было другим. Другими были люди и другой была их магия, природная, стихийная, не каждый мог вынести её силы, и потому африканские амулеты подходили не всем. С Регулусом чаще всего выходило наоборот: не он не выдерживал силы амулета, а сам амулет отторгал его.

— Допей, — сказала Наинга, и он молча повиновался. По вкусу напиток был похож на очень крепкий кофе, но едва Регулус осушил последний глоток, как тут же ощутил тяжесть век и перестал видеть Наингу — только игру света от огня.

— Боль открывает истинную красоту души, — прозвучало внутри головы, и голос утянул его вниз, в глубину зыбучих песков, он был не в силах пошевелить ни одной мышцей и не мог понять, продолжает ли дышать.

— Ты должен принять её, и только тогда ты освободишься.

А потом Регулуса обожгло, будто раскалённые прутья вонзились ему в ладони. И он провалился в пустоту.

Проснулся Регулус в комнате отеля, которую снял по прибытии в город. Он не знал, сколько проспал, наверняка не меньше суток, за окном было усыпанное звёздами небо. Воспоминание вязло в мыслях и походило на странный сон. Каждый раз Регулус думал, что в следующий уже не проснётся.

Он поднялся и огляделся в комнате, обстановка её была почти не тронута, всё, кроме смятой постели, пребывало в порядке: может, всё-таки сон? Но чуть погодя он почувствовал их в кармане брюк — несколько чёрных ракушек. Они всё ещё были тёплыми, и мгновенно Регулус ощутил боль на ладонях. На них остались круглые, ещё совсем свежие ожоги.

Он опустил ракушки обратно в карман и стал собираться. Страшно хотелось есть. Бродить по улице просто так было, пожалуй, небезопасно, белые люди здесь встречались редко и бросались в глаза, но сейчас случайные прохожие буквально отшатывались от Регулуса в сторону, сами не понимая почему. Он не знал, куда идти и просто шёл по узким, выложенным камнем улицам. Иногда нужно просто внимательно смотреть по сторонам, чтобы найти то, что ищешь.

В голове царили ясность и спокойствие, как это случалось, когда ему удавалось хорошо выспаться. Ночь немного сбавила жару, и от этого дышалось легче. Регулусу захотелось снять обувь и пройтись босиком.

Но остановился он не поэтому. Он остановился, потому что за его спиной кто-то был. Кто-то шёл за ним. Не просто шёл сзади, а шёл за ним. Ему не могло показаться. Только не в этот раз.

Улица почти не была освещена, только несколько жёлтых окон горели в домах. Регулус достал палочку и ещё раньше, чем успел обернуться, нанёс удар.