[intall]Ночи были полны тревоги, и то тут, то там за окном в ночи виднелись всполохи пожаров, охвативших столицу. Сумрак мешался с беспокойством так, словно они были любовниками перед апокалипсисом, и не оставалось здравого зерна в их отношениях, и безумие охватило эльфийский народ, расколов его на множество осколков, теперь разбросанных по Аннор-Эннорату в полном хаосе. Она выбрала путь исцеления, надеясь, что покажет пример собственным невмешательством, что сможет показать путь, где возможно залечить душевные раны и собрать воедино раздробленный волнениями народ. Она стала одним из столпов Опоры исцеления, неся спокойствие и мудрость на вытянутых руках, и ласковая улыбка не сходила с её губ, даря утешение и успокоение израненным душам.

Она находилась у окна, сидя на каменном подоконнике, и ночной ветер шевелил лёгкие занавеси и пряди серебристых волос, освежал лицо и напоминал, что всё таки ночь — время для сна, и мысли должны уйти прочь, дав возможность отдохнуть, восстановиться, чтобы можно было двигаться дальше. Но Риольта не могла уснуть, сна не было ни в одном глазу, хотя день был суматошный. Её дом, её родная обитель — Жемчужная резиденция — стала прибежищем раненых и обездоленных, множество страждущих нашли в нём своё прибежище, спасаясь от беспорядков и расправы над неверными. Жемчуга стали символом безопасности и спокойствия, от света в их доме исходило ощущение мира и спокойствия, и сама княжна вместе с Архонтом старались соответствовать создаваемому ощущению.

Но живот предательски крутила тревога, она свивала внутри свои змеиные кольца, заставляя хмуриться прекрасное личико и прорезать переносицу глубокой морщиной. Она устало закрыла лицо руками и тяжело вздохнула. Усталость на миг сковала тело, превратив Риольту в скорбящую статую, но вскоре в коридоре послышались торопливые шаги, и элдриэ собралась с духом, сжала кулачки, прогоняя остатки отчаяния, что смогло овладеть её сердцем, подняла гордо голову и обернулась.

— Госпожа, — поклонился слуга, — к нам привезли Его Милость Андалира Дома Турмалина, — он замялся на миг, но выпалил, — Он плох, совсем. Без сознания и потерял, по видимому, много крови. Прошу, без Вас, Ваше Сиятельство, совсем никак.

— Конечно, — она смогла мягко улыбнуться, плавно встала, будто бы скинула с себя цепи, расправила плечи и поспешила вслед за слугой, туда, где расположились палаты врачевания.

***

Риольта просто молча смотрела на рану, поджав губы. Сказать, что всё было плохо — не сказать ничего. Не будь эльфы искусны в медицине, ногу Андалира попросту ампутировали бы, даже не стали думать над тем, что что-то в этой ситуации можно сделать иначе. Но Риольта не просто так была одним из самых искуснейших целителей Опоры и славилась не только своими Иллюзиями. Было бы время, было время! Столь драгоценное и столь необходимое сейчас, оно уплывало из рук, высыпалось, как мелкий морской песок, и его уже собрать обратно в пригоршню, не обернуть вспять. Оно сейчас было не на стороне Андалира, Риольте же требовалось всё её искусство и все знания Опоры, чтобы спасти ногу Его Сиятельству любой ценой.

— Позовите сюда Исфириэль и Райун, скажите, что все их дела по срочности сейчас меркнут. Если спят — вытаскивайте из кроватей, идите же! — Она махнул рукой и вернулась к своему больному. Требовалось оценить, что вообще случилось, чтобы понять — куда ей двигаться дальше. Риольта положила ладонь на горячее плечо Андалира, — Прошу, только не уходи от нас! Будь сильным, мы справимся! — Она не была уверена, что даже вложив магию в свои слова, тот услышит её, сможет найти в себе силы бороться до последнего и не отпускать нить жизни, из которого соткано его полотно.

Через время рана уже была обработана и стало ясно — распоротой плотью всё не обошлось, вся кость была в мелких трещинах, которые вот-вот готовы были разорваться переломом. Придётся кому-то долго лежать в постели прежде чем лекари позволят вообще шевелить ногой. Радостные мысли — отметила для себя княжна, коль уже думает о выздоровлении Андалира. Она так сильно сосредоточилась над тем, что нужно аккуратно очистить рану от тряпок и мусора, вытащить осколки кинжала на столько, на сколько это возможно. К вящему сожалению Риольты пару осколков оказались столь глубоко, что были разве что видны порезы от них, и чтобы их извлечь, пришлось бы расширять и так обширную рану. Позволить себе это сделать элдриэ никак не могла, ведь сын княжича потерял слишком много крови, и считай каждая капля теперь была на счету.

Зашивать было долго, скрупулезно, каждый лоскуток кожи к лоскутку, каждую мышцу ставя на место, но всё равно, даже после после тонких эльфийских манипуляций рана выглядела на редкость безобразно с множеством швов и одной огромной гематомой. Княжич так и не пришёл в себя, и минуты и следующие часы сейчас были просто решающими — слишком уж тяжело и прерывисто он дышал. Девушки то и дело заменяли ему компрессы на холодные — до того горяча была его кожа, и приходилось иногда держать приходившего в себя эльфа, чтобы он не тревожил больную ногу. Ночь прошла тяжело, все следили за ним так, будто бы это был королевский отпрыск, стараясь каждое изменение подмечать и предпринимать действия. Один раз Андалир так дёрнулся, что швы пришлось накладывать заново — там, где это было возможно.

К утру все успокоилось, и Жемчужина уронила голову на грудь, провалившись в беспокойную дрёму, то и дело просыпаясь и с беспокойством смотря на Андалира.

—  Я верю в Вас, верю в Ваши силы, — шептала она, — Вы правитесь, Вы выкарабкаетесь, Вы сильный мужчина, — и снова проваливалась в сон, иногда вновь выныривая из него , смотря на больного, шептала молитвы.[/intall]

БЫВШИЙ КОМАНДОР НОЧНОГО ДОЗОРА
Севарий Антерос

ЧЕЛОВЕК, 40+ ЛЕТ

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ		СТРАНА
Бывший префект и командир ночного дозора одного из полисов Атлантиса; ныне скитается по свету в поисках своих подчиненных		Атлантис Нынешнее положение на ваш выбор

ANTE BELLUM

Префект одного из военных каструмов Атлантиса, после провинности назначенный на должность главы ночного дозора при бывшем прокураторе одного из полисов, откуда родом Гратион. Долгое время управлял стражниками и наводил в городе долгожданный порядок. После исчезновения любимого прокуратора был замешан в политической интриге и расследовании дела о покушении на правителя, в связи с чем потерял должность и оказался приговорен к смертной казни. Однако в последний момент таинственным образом помилован и переведен в городскую тюрьму на пожизненное заключение, откуда вскоре бежал не без содействия бывших товарищей по службе.
В настоящий момент странствует по миру в надежде отыскать своих бывших подчиненных, чтобы рассказать им правду о прокураторе и убедить вернуться в Атлантис, в отряд под его командование. Надеется восстановить репутацию ночного дозора, наведя тем самым порядок в родном полисе, который вскоре после расформирования стражи вновь стал местом беззакония и беспорядков. Несмотря на нынешнее положение дел, продолжает являть собой харизматичного, проницательного и сурового лидера, вышколенного войной и готового к кровопролитию, если служба обязывает.

БЫВШИЙ МОРСКОЙ ДОЗОРНЫЙ
имя на ваш выбор

РАСА ОБСУЖДАЕМА, взрослый

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ		СТРАНА
Бывший центурион и управляющий небольшой группой морских дозорных, охраняющих берега полиса Атлантиса В настоящий момент является мореплавателем на собственном судне, бывшим ранее на учете полиса		Раньше: Атлантис Нынешнее положение на ваш выбор

ANTE BELLUM

Спокойные воды близ одного крошечного полиса не всегда были таковыми. Все изменилось, когда Севарий Антерос взял под свое крыло юношу, грезящего бескрайними морями и океанами. Далеко ему поплыть, конечно, было не суждено изначально: прокуратор назначил его охранять доки, присматривая за сокрытым в тени военным флотом. Исполнял он свое дело исправно, хоть и надеялся когда-нибудь повидать мир подальше одного единственного полиса.
Вместе с прочими стражами служил верой и правдой, хоть и лукавил иногда, и карты любил пораскинуть, зато славился честностью и добрым нравом. Однако в день исчезновения прокуратора попал под жестокие жернова новой политики, как и все его коллеги. Будучи парнем смышленым и моряком бывалым, вовремя заметил надвигающийся шторм. «Заняв» в бесконечное пользование лодку, на которой обыкновенно вел службу, поучаствовал в освобождении Командора стражи и был таков.
Вместе со своими товарищами покинул Атлантис, чтобы восстановить силы для возвращения. Вот уже пять лет исполняет свою детскую мечту и бороздит просторы, выполняя работу наемной силы. Свобода манила всю жизнь, но так ли она прекрасна, если не видно дороги в отчий дом? Мечта стала новой – вернуться домой. В свободное время держит связь с сослуживцами и помогает им отыскать потерянных по миру дозорных, чтобы однажды собрать их на своем корабле, поймать попутный ветер и отправиться к родным берегам. За свободные воды Атлантиса!

БЫВШИЙ ХРАНИТЕЛЬ МАГИЧЕСКОГО ПОРЯДКА
имя на ваш выбор

МИНОТАВР (химера либо зверолюд), взрослый

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ		СТРАНА
Бывший центурион и командир группы стражников, отвечающих за отлов практиков незаконной магии; В настоящий момент скитается по свету и подрабатывает наемником		Раньше: Атлантис Нынешнее положение на ваш выбор

ANTE BELLUM

Подобным ему всегда сложно затеряться в толпе. О них говорят – «порождение Миноса», шепчут вслед проклятия, а иной раз адресуют несбыточные просьбы с благоговейным трепетом. Нелегко отыскать полис, в котором получится найти покой и хорошую работу, не предполагающую охрану затхлых лабиринтов, и все же будущему гордому охотнику удается. Прокуратор назначает его – сурового, молчаливого и покорного служаку – преследовать неразумных магов, что прибывают в полис с новыми торговыми путями. Ведь всякое новшество должно оставаться под контролем, и нет ничего страшнее дурного заклинания, чем огромные бычьи рога, способные проткнуть человека насквозь. Расследования любых преступлений, связанных с магией, также оказываются его служебной обязанностью.
На деле же страх не так велик, как его малюют зеваки. Минотавр любим среди своих за свой кроткий нрав: «идет наш бычок, качается» - иной раз говаривали стражи после общей попойки, из которой ему нередко приходилось растаскивать по домам товарищей. Суровый снаружи, ласковый зверь внутри. Он всегда терпим как к своим, так и к чужим. Относится с пониманием к людям и их судьбам, не гоняясь за слепой верой и не закалывая рогами сгоряча. Ведь кто лучше поймет изгоев, чем тот, кому приходилось находиться в их шкуре? Не по годам умудренный опытом, краткий на слово, но толковый охотник и следователь.
Что хуже, страж оказывается чрезвычайно преданным, и именно эта преданность записывает его в список беженцев из Атлантиса, когда правлению прокуратора родного полиса приходит конец. Вместе со своими коллегами и названными братьями минотавр участвует в спасении Севария Антероса, после чего отправляется прочь от берегов родного дома в неизведанные дали. Найти применение своим способностям удается ему легко и просто, но живет надеждой однажды вернуться в тот единственный город, однажды принявший его с распростертыми объятиями. Дело остается за "малым" – найти своих разбежавшихся по миру боевых товарищей и вернуть их назад.

В доках полисов Атлантиса всегда хватало забот. Торговцы прибывали и отбывали, как по часам, выгружая тяжелые тюки и ящики на «далекие заморские берега» в надежде заработать на изысканных вкусах местной знати.  Их работа не заканчивалась даже с закатом солнца. Между собой они бегло перешептывались и ухмылялись, указывая огрубевшими ладонями на массивные колонны возвышающегося на горе акрополя. Гордой вереницей перетаскивали они свои товары в сторону рынка, то и дело обсыпая местных лодочников своим бахвальством и лестью. «О, как им нравятся Атлантис и его укрепленные пристани, укрывающие в тенях садов гордый флот сената. Как необычно! Как уникально!»

Гратион всегда наблюдал за их лепетанием с плохо скрываемым утомлением и легким снисхождением.
Если спросить местную стражу, порт едва ли сильно отличался от любых других: слишком людный, шумный и, что немаловажно, притягивающий к себе охотников легко поживиться.  Преступность подымала свои носы везде, где пахло золотой монетой, и вынюхивала карманы шире, чтобы засунуть туда свои крючковатые пальцы. Вот только занимались этим в основном неместные или недавно перебравшиеся в город: те, кому было еще невдомек, что прокуратор вот уже несколько лет к ряду высылает особый отряд стражей вести ночной караул. С тех самых пор город мог гордиться тем, что количество неразрешенных преступлений в доках уменьшилось в десятки раз, а если и случалось, то по личному договору с самим прокуратором.

Гратион никак не мог взять в толк, как умудрился попасть в этот «особый отряд». Он не считал себя отличившимся выдающимися умениями да и, видят боги, не старался выпячиваться. Стражник привык, приосанившись, отвечать односложно, выполнять поручения исправно, но никогда не пытаться лишний раз дать о себе знать. Ведь чем больше кажешься дураком, тем меньше с тебя будут требовать. Практика, работавшая практически всегда. Вот только нынешний прокуратор оказался не лыком шит. Всякий раз он будто видел стража насквозь, охотно и по доброй воле отправляя Гратиона в самый пыл городской суеты, при этом приговаривая похвалы. Всякий раз мужчина прикусывал язык и старался не сильно хмуриться, слыша, с какой хищной гордостью правитель говорит о своей «полиции».

В отряде, отправленном на патруль сегодня, Гратион был самым юным, потому по негласной традиции, в принятии которой молодой человек голоса не имел, отсылался в обход самой долгой тропы, что проходила от порта до рынка и дальше по узким проулкам «улиц блаженства». И, хотя улицы могли называться «блаженными», их содержимое было на порядок порочнее вырисовываемой фантазией картинки, особенно в ночное время суток. Услышав предстоящий ему путь, мужчина тяжело перевел дух и слегка поежился на морозном воздухе.

«Угораздило же», — сплюнул Геланор, натянув шлем покрепче и молча зашагав в направлении опустевшего к ночи рынка. Хотел бы он побеседовать с тем, кто определил его в «особый караул». О, как бы он наговорил ему за то, да и за это тоже. Однако с диким вепрем спорить было безопаснее, чем с нынешним прокуратором, потому Гратион покорно плыл по течению, наблюдая за тем, в какие новые подозрительно грязные воды оно его занесет.

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, когда Гратион добрался до «улиц блаженства». В темных проулках веяло помойным смрадом и спиртом, но мужчина давно привык к подобному антуражу. Он легким движением поправил шлем, ухватился покрепче за ксистон и зашагал выверенной, марширующей походкой по крошащейся кладке самых злачных улиц города. То и дело до его ушей доносились далекие возгласы, хохот и пьяные всхлипы, на которые стражник, впрочем, не обращал никакого внимания, почитая за естественный шум «улица блаженств». Взгляд его, сфокусировавшийся, но не цепляющий ничего конкретного, скучающе блуждал по дверям домов, а ум перечислял в голове: «Таверна Золото Руна», «Бордель Мадам Мастридии», «Лавка Шестелапого Хос…а?». Стражник резко остановился, втыкая кончик копья в землю.
На его пути стояли двое мужчин. Один, очевидно только вышедший из борделя, и второй, чьего лица Гратион не мог рассмотреть. А между ними разгоралась до боли знакомая сцена, которую ввиду особенности службы дозорный видел великое множество раз. «Не позавидуешь работникам Мадам Мастридии», — подумалось Геланору, но он тотчас был вынужден поймать свои мысли и припрятать их куда дальше. Ведь, когда его глаза смогли выловить отдельные черты потенциальной жертвы, Гратион заприметил причудливую, совершенно не подходящую борделю одежду. Либо бордель начал использовать чужеземные ткани для привлечения клиентов, либо выходец из борделя был вовсе не работником, а простым несчастным, кого угораздило нарваться на неприятности.

Стражник подавил очередной вздох. Будь этот юноша работником или хотя бы постоянным гостем борделя, за ним бы приглядели местные охранники или сама Мастридия. Однако ситуация накалялась, а помощи, как видно, ждать не приходилось ни от кого кроме зазевавшегося дозорного. Нахмурившись, Гратион присвистнул, тем самым обратив на себя внимание пристававшего. Широкоплечий шкаф грубоватого сложения и слегка горбатый… Из уст Геланора вырвался еще один тяжелый вздох.
— Опять ты за старое, Диодор? – гаркнул он сердито, покрепче ухватившись за копье, — Никак тебя жизнь не научит прекратить распускать свои лапы!
Именуемый Диодором резко развернул свою, перекошенную яростью и заметно хмельную «морду», невольно выпуская свою жертву из крепкой хватки лишь за тем, чтобы во все глаза уставиться на объявившегося стража.
— Будь ты умнее, прошел бы мимо, - Гратиону не пришлось по душе, как недобро ухмыльнулся собеседник, демонстрируя ряд неровных зубов, — Кишка тонковата будет мне мешать, псина прокураторская. Вас разве не учат выбирать противника по размеру?

Стражник заметно напрягся, заметив то самое выражение, с каким обычно еще более недобрая мысль посещает такие похабные умы, какие были у Диодора.
— Или хочешь увести мой товар? Да я твоими внутренностями окрашу эти двери!
«Что же за день такой», — подумалось Гратиону. Стараясь не терять бдительности, он перевел взгляд на чужеземца и как можно аккуратнее кивнул ему в противоположную сторону улицы: во мрак, где при желании можно было быстро скрыться от взглядов двух мужчин и убраться по добру, по здорову, пока развратный громила был отвлечен новой мишенью. Дозорному лишь оставалось надеяться, что незнакомец способен считать его предложение о побеге без слов.

В доках полисов Атлантиса всегда хватало забот. Торговцы прибывали и отбывали, как по часам, выгружая тяжелые тюки и ящики на «далекие заморские берега» в надежде заработать на изысканных вкусах местной знати.  Их работа не заканчивалась даже с закатом солнца. Между собой они бегло перешептывались и ухмылялись, указывая огрубевшими ладонями на массивные колонны возвышающегося на горе акрополя. Гордой вереницей перетаскивали они свои товары в сторону рынка, то и дело обсыпая местных лодочников своим бахвальством и лестью. «О, как им нравятся Атлантис и его укрепленные пристани, укрывающие в тенях садов гордый флот сената. Как необычно! Как уникально!»
Гратион всегда наблюдал за их лепетанием с плохо скрываемым утомлением и легким снисхождением.
Если спросить местную стражу, порт едва ли сильно отличался от любых других: слишком людный, шумный и, что немаловажно, притягивающий к себе охотников легко поживиться.  Преступность подымала свои носы везде, где пахло золотой монетой, и вынюхивала карманы шире, чтобы засунуть туда свои крючковатые пальцы. Вот только занимались этим в основном неместные или недавно перебравшиеся в город: те, кому было еще невдомек, что прокуратор вот уже несколько лет к ряду высылает особый отряд стражей вести ночной караул. С тех самых пор город мог гордиться тем, что количество неразрешенных преступлений в доках уменьшилось в десятки раз, а если и случалось, то по личному договору с самим прокуратором.
Гратион никак не мог взять в толк, как умудрился попасть в этот «особый отряд». Он не считал себя отличившимся выдающимися умениями да и, видят боги, не старался выпячиваться. Стражник привык, приосанившись, отвечать односложно, выполнять поручения исправно, но никогда не пытаться лишний раз дать о себе знать. Ведь чем больше кажешься дураком, тем меньше с тебя будут требовать. Практика, работавшая практически всегда. Вот только нынешний прокуратор оказался не лыком шит. Всякий раз он будто видел стража насквозь, охотно и по доброй воле отправляя Гратиона в самый пыл городской суеты, при этом приговаривая похвалы. Всякий раз мужчина прикусывал язык и старался не сильно хмуриться, слыша, с какой хищной гордостью правитель говорит о своей «полиции».
В отряде, отправленном на патруль сегодня, Гратион был самым юным, потому по негласной традиции, в принятии которой молодой человек голоса не имел, отсылался в обход самой долгой тропы, что проходила от порта до рынка и дальше по узким проулкам «улиц блаженства». И, хотя улицы могли называться «блаженными», их содержимое было на порядок порочнее вырисовываемой фантазией картинки, особенно в ночное время суток. Услышав предстоящий ему путь, мужчина тяжело перевел дух и слегка поежился на морозном воздухе.
«Угораздило же», — сплюнул Геланор, натянув шлем покрепче и молча зашагав в направлении опустевшего к ночи рынка. Хотел бы он побеседовать с тем, кто определил его в «особый караул». О, как бы он наговорил ему за то, да и за это тоже. Однако с диким вепрем спорить было безопаснее, чем с нынешним прокуратором, потому Гратион покорно плыл по течению, наблюдая за тем, в какие новые подозрительно грязные воды оно его занесет.
Солнце окончательно скрылось за горизонтом, когда Гратион добрался до «улиц блаженства». В темных проулках веяло помойным смрадом и спиртом, но мужчина давно привык к подобному антуражу. Он легким движением поправил шлем, ухватился покрепче за ксистон и зашагал выверенной, марширующей походкой по крошащейся кладке самых злачных улиц города. То и дело до его ушей доносились далекие возгласы, хохот и пьяные всхлипы, на которые стражник, впрочем, не обращал никакого внимания, почитая за естественный шум «улица блаженств». Взгляд его, сфокусировавшийся, но не цепляющий ничего конкретного, скучающе блуждал по дверям домов, а ум перечислял в голове: «Таверна Золото Руна», «Бордель Мадам Мастридии», «Лавка Шестелапого Хос…а?». Стражник резко остановился, втыкая кончик копья в землю.
На его пути стояли двое мужчин. Один, очевидно только вышедший из борделя, и второй, чьего лица Гратион не мог рассмотреть. А между ними разгоралась до боли знакомая сцена, которую ввиду особенности службы дозорный видел великое множество раз. «Не позавидуешь работникам Мадам Мастридии», — подумалось Геланору, но он тотчас был вынужден поймать свои мысли и припрятать их куда дальше. Ведь, когда его глаза смогли выловить отдельные черты потенциальной жертвы, Гратион заприметил причудливую, совершенно не подходящую борделю одежду. Либо бордель начал использовать чужеземные ткани для привлечения клиентов, либо выходец из борделя был вовсе не работником, а простым несчастным, кого угораздило нарваться на неприятности.
Стражник подавил очередной вздох. Будь этот юноша работником или хотя бы постоянным гостем борделя, за ним бы приглядели местные охранники или сама Мастридия. Однако ситуация накалялась, а помощи, как видно, ждать не приходилось ни от кого кроме зазевавшегося дозорного. Нахмурившись, Гратион присвистнул, тем самым обратив на себя внимание пристававшего. Широкоплечий шкаф грубоватого сложения и слегка горбатый… Из уст Геланора вырвался еще один тяжелый вздох.
— Опять ты за старое, Диодор? – гаркнул он сердито, покрепче ухватившись за копье, — Никак тебя жизнь не научит прекратить распускать свои лапы!
Именуемый Диодором резко развернул свою, перекошенную яростью и заметно хмельную «морду», невольно выпуская свою жертву из крепкой хватки лишь за тем, чтобы во все глаза уставиться на объявившегося стража.
— Будь ты умнее, прошел бы мимо, — Гратиону не пришлось по душе, как недобро ухмыльнулся собеседник, демонстрируя ряд неровных зубов, — Кишка тонковата будет мне мешать, псина прокураторская. Вас разве не учат выбирать противника по размеру?
Стражник заметно напрягся, заметив то самое выражение, с каким обычно еще более недобрая мысль посещает такие похабные умы, какие были у Диодора.
— Или хочешь увести мой товар? Да я твоими внутренностями окрашу эти двери!
«Что же за день такой», — подумалось Гратиону. Стараясь не терять бдительности, он перевел взгляд на чужеземца и как можно аккуратнее кивнул ему в противоположную сторону улицы: во мрак, где при желании можно было быстро скрыться от взглядов двух мужчин и убраться по добру, по здорову, пока развратный громила был отвлечен новой мишенью. Дозорному лишь оставалось надеяться, что незнакомец способен считать его предложение о побеге без слов.

[html]<iframe frameborder="0" allow="clipboard-write" style="border:none;width:614px;height:244px;" width="614" height="244" src="https://music.yandex.ru/iframe/album/3211632/track/26918475">Слушайте <a href="https://music.yandex.ru/album/3211632/track/26918475">See You Again</a> — <a href="https://music.yandex.ru/artist/48300">Wiz Khalifa</a> на Яндекс Музыке</iframe>[/html]

Магия всегда была для нее отдушиной. Это то, что не требовало от нее жертв и испытаний, то, в чем она была уверена, и то, что было с ней всегда, не смотря ни на что. Меллериль находила в плетении покой и равновесие, которые были недоступны ей в обычной жизни, где постоянно все шло не так.
Возможно, не будь она в юности так сильно охвачена мыслью служить правосудию, что тяжким бременем нес Дом Обсидиана, она бы так и осталась в Башне, посвятив себя исследованиям. Помнится, в год ее выпуска преподаватели знатно присели девушке на уши, говоря о карьере и успехах, которые дома ей не светят. Глуха была Мелл к их словам. Как в общем-то и все подростки.
Идеалы были превыше здравого смысла, а дальновидность ограничивалась романтизированными образами, которым суждено было разбиться после первого же задания. Одно лишь упрямство не позволило развернуться и уехать обратно в обитель магов, позорно признав чужую правоту. Уж лучше смерть.

Впрочем, Башня для чародейки не осталась в прошлом. Испытывая непреодолимую тягу и интерес к природе плетения и его возможностям, Мелл так или иначе возвращалась в эти стены, тратя свое редкое свободное время на помощь в исследованиях. Для того, чтобы возглавлять их или же участвовать в различного рода экспедициях, у нее, к сожалению, совершенно не хватало времени, однако определенный вклад девушка все же вносила. Хотя, могла бы, конечно, намного больше…

В эту экспедицию Меллериль отпрашивалась, как настоящая школьница, впервые решившая, как взрослая, отправиться в соседний город. Не потому что беспокойные родители не желали отпускать дочь в столь дальние края, а потому что беспокойное начальство не видело рациональных причин позволять ей покинуть княжество на такой неопределенный срок.
Пришлось подключить все свое обаяние и собрать все имеющиеся аргументы в кулак, а также заблаговременно подыскать себе замену, которая справится с напором сомнений и недовольств. Но так или иначе, к экспедиции леди Оникса все же присоединилась.

---

Корабль отошел на рассвете, размеренно покачиваясь на легких волнах. Погода для начала путешествия была прекрасная: ни тени облачка, спокойный ветер, который подгонял их судно вперед, и теплое солнце, что грело палубу, на которой удобно расположилось большинство экипажа.
Меллериль, гордо пряча внутри свою маленькую тайну об отношениях с морскими водами… да и не только морскими, опасливо держалась подальше от бортов. Чем она думала, когда сунулась в плавание? Вопрос интересный и требующий размышлений, потому как вот так сходу Мелл бы на него не ответила. Цель экспедиции настолько ей глаза застила, что девушка решила взглянуть своим страхам в глаза. В конце концов, ей же не вплавь предлагается догрести до места, а всего лишь тихо и мирно сидеть в каюте, пока они не причалят.
Собственно, поэтому первые часы их путешествия эльфийка провела больше внутри судна, слушая бесконечные подробности предыдущих вылазок господина Морнина, который нашел в ее лице новую жертву, пребывающую в ужаснейшем неведении о его успехах. В какой-то момент Мелл поймала себя на мысли, что вот конкретно сейчас идея вывалиться за борт перестала ее пугать. А спустя еще пару мгновений возникло непреодолимое желание утянуть за собой туда и рассказчика.

К вечеру, когда все уже наконец разбрелись по своим делам, а господин Морнин наконец освободил ее из своего словесного плена, Мелл нерешительно поднялась наверх и замерла в дверях. Качка ее немного утомила и хотелось просто подышать свежим воздухом, однако подняться на палубу в одиночестве, когда там уже темно и никого нет…а ты все еще, как и несколько часов назад, не умеешь плавать… настолько Меллериль в себя не верила. Потому и стояла на ступенях, вцепившись руками в поручни и решив, что подышать можно и здесь.
Легкие одежды развевались на ветру вместе с густыми локонами. Морской воздух сделал их совершенно непослушными, так что чародейка уже даже не пыталась их собрать, позволив им пышной копной лежать на плечах. Было так тихо и спокойно, что нутро с непривычки сжималось. Может, все-таки вернуться? Мелл задумчиво подняла голову, завороженно смотря на появляющиеся звезды. Еще чуть-чуть постою…

Глаза в глаза, не отрываясь – два хищника смотрели друг на друга и, кажется, оба знали себе цену и обладали крепким стержнем внутри. Обжигающий напиток – язык не поворачивался назвать этот отменный джин пойлом – тек по гортани внутрь, а размякший от жары мозг и вовсе превращался в тягучую жвачку под действием высокоградусного гостя. При резком повороте головы Ханна отметила характерную подтормаживающую картинку, что была предвестником опьянения. Напиться в кабинете доктора средь бела дня – немыслимо! Оборотень едва заметно хихикнула себе под нос, но потворствовать очередному наполненному стакану не спешила. Женщина прекрасно знала чувство меры и видела эту черту дозволенной пьяной раскованности, которую не пересекала никогда, если не чувствовала в том острой необходимости.

— Не хотелось бы с вами спорить, господин Раупах, но именно вы упомянули, что подобные разработки могут стоить недешево. – Ханна в задумчивости перевела взгляд с бокала на доктора. – У меня отличное от вашего мнение и мне принципиально важно платить по счетам. Более того, не хотелось бы иметь даже тени вашего сомнения в том, что я не смогу себе позволить наш проект. – Она сделала небольшой глоток. – Поэтому вопрос оплаты важно было для меня проговорить на берегу.

Оборотень отвернулась, отлипла бедрами от стола и вновь уселась в кресло, закидывая ногу на ногу. Посчитав, что лицезрения ее слепого глаза на данном этапе было достаточно, Ханна вернула повязку на месте, став похожей на оголтелую атаманшу из близлежащего леса.
«Важны люди!» — Эхом вторили ей слова мужчины отчего она почувствовала нарастающее раздражение. Вкупе с алкоголем в крови это раздражение буквально засверкало на поверхности кожи высоковольтными разрядами. Гуманистические принципы некоторых людей науки были поистине исковерканы их исследовательской душой, но при этом всем они настолько сильно верили в причинение добра, что иногда Ханне становилось тошно.

Воительница не спускала взгляда с кружащегося вокруг нее доктора, рассказывающего про магов, доверие и отсутствие каких-либо вопросов со стороны третьего лица. Слегка склонив голову и выгнув бровь, Ханна анализировала тираду мужчины, заодно глуша в себе подозрительное – конечно же, он лез в ее дела по простоте душевной, а не из злых побуждений. Знай он, что за зло сидит рядом с ним, был бы он так великодушен? И Ханна делала выводы, что несмотря на всю свою увлеченность здоровьем жителей Сильвании, господин Раупах совершенно никогда не слышал про Безумную Ха или же отвратительную работорговлю с дроу. Что ж, это однозначно было на руку, потому что можно было козырять делами знатными, да благочестивыми, которые имели место быть, но к реальной сути нынешней Ханны не имели почти никакого отношения.

— Доктор, — Ханна сделала многозначительную паузу, — уверяю, что вам нет нужды кружить меня в фарсе светского политеса. И хотя я вам признательна за ваши попытки не поставить меня в неловкое положение…— оборотень внезапно улыбнулась дикой, почти безумной улыбкой, обнажая почти все тридцать два зуба во главе с белоснежными клыками, — это состояние мне незнакомо и никогда не будет.

Оскал как появился, так почти также внезапно исчез, а гримаса безумия сменилась изможденностью обычной женщины, что решила пригубить в жаркий день алкоголя чуть больше, чем следовало.

— Но поскольку партнерству в таких делах необходимо доверие, я вам скажу, что я стояла во главе отряда, что взял Оплатов, а затем же завершил Императорский поход с целью основания этого государства, на территории которого мы находимся. Можно ли меня назвать в таком случае ветераном войны? – Ханна запрокинула голову и громко, отрывисто захохотала, обнажая крепкую шею. – И если продолжить браваду, то я была в первых рядах тех, кто отвоевал Сильванию для всех жаждущих. Моя кровь и плоть, — Ханна указала на глаз, — лежат в основании Сиверина

Ханна тяжело фыркнула и внимательно взглянула на мужчину. Хвалить себя она умела. Никогда в ней не было этой природной застенчивости за свои успехи или заслуги. Она делала – она же и пожинала лавры. И никогда в жизни в ней никто не заронил и малюсенького семени сомнения на этот счет.

— Надеюсь теперь ничего не смутит ваш озаренный ярким светом разум. Вся перед вами как на ладони.
Ханна широко развела руками, попутно будто ненароком задев шнурок у ворота рубахи, слегка его расслабила, едва обнажая верх правой ключицы. Была ли воительница кокеткой? О, нет. Флирт и соблазнение были далеко не ее стезей, но статный доктор Раупах внезапно растеребил в ней какое-то чувство.

И это был животный голод.